размеров мусоровоз, который пер через перекресток при мигающем светофоре. К месту происшествия уже сбегались люди, сидевшие в открытом баре напротив, и, мигом справившись с нерешительностью, я тоже ринулся туда. Когда я преодолел какие-то полсотни метров, отделявших меня от места столкновения, там уже собрались зрители: четверо ехавших в грузовике мусорщиков, стоявший во втором ряду таксист, хозяин ближайшего бара и несколько других случайных лиц. В общей сложности вокруг столпилось человек десять-двенадцать. Мотоциклист лежал, раскинувшись, на земле, уже без шлема, который покачивался на асфальте, как расколотый ванька-встанька. Останки «BMW» – большого и красного, как напившееся крови насекомое, – были обречены стать частью декорации какой-нибудь неоавангардистской постановки под многозначительным названием «Сумерки богов» или «Мать Ньютона». Вот такое вот посмертное признание. Учитывая, что людей сострадательных оказалось предостаточно для одного раненого, я уже было собрался повернуться и идти, как вдруг круг любопытствующих на мгновение расступился, позволив мне лучше разглядеть его лица: Херардо Беррокаль, один из братьев общины святой Марии, Берри, поседевший и без очков, но это был Берри, сомневаться не приходилось.
Черт возьми.
Я уже готов был прорваться сквозь обступивший его круг и поприветствовать: «Берри, дружище, сколько лет! Вызвать тебе „скорую'?…» В последний момент я удержался, но, конечно, такое совпадение в корне меняло мое отношение к случившемуся. Кто-то уже вызвал «скорую» по мобильнику, и я решил остаться, пока она не приедет, хотя раньше это уже сделали Леонсио Леон и Тристон – зловещее имя для тех, кто знаком с этой парочкой жандармов, которая кормится в баре Луиджи. Через несколько минут «скорая» подъехала; выскочив из нее, двое типов в белом открыли заднюю дверцу, подошли осмотреть Берри и тут же подкатили к нему носилки, но, прежде чем положить его на них, надели ему жесткий воротник, чтобы поберечь шейные позвонки. Когда дверца «скорой» уже захлопывалась, я невольно поднял большой палец, и у меня вырвалось:
«Держись, Берри», – слова, которые, по счастью, слышал только я один.
Искренне подавленный, я пошел дальше – к бару Луиджи.
– Роберто, принеси из морозилки бутылку водки.
– Круто начинаешь, приятель, – проборомотал Роберто.
– Только что видел, как мой дружок по колледжу разбился о мусоровоз.
– Несчастный случай? Тут заходили за Леонсио и Тристоном. Серьезно разбился?
– Вряд ли… Но денек у меня сегодня выдался напряженный, и это было уж чересчур. Давай, давай, неси бутылку.
Роберто пошел за водкой на кухню, но не успел дойти, как у него зазвонил мобильник, и он остановился, чтобы ответить на звонок. Бар был еще полон; столики с улицы уже убрали, но внутри еще оставался народ: какая-то парочка, двое таксистов у игровых автоматов… Стенные часы показывали половину третьего. Я посмотрел на Роберто в ожидании, пока он закончит телефонную беседу и вернется с «Московской».
– Порция водки для сеньора, – сказал он, придвигая ко мне запотевшую стопку. Я проглотил ее залпом.
– Еще.
Оп-ля.
– Еще одну.
После четвертой я спросил пива, чтобы разбавить выпитое, газету для прикрытия и пересел за столик. По MTV передавали извечный клип Хамирокаи, на первой странице газеты было помещено заявление министра Чего-то, предупреждающее о Чем-то, связанном с Кое-чем. На странице, посвященной общественному мнению, пелись торжественные оды Истине в Последней Инстанции и подвергались суровой критике Ложные Измышления. Как хорошо, что я удалился от мира. Но рано или поздно мир настигает человека, хочет он того или нет. Деньги в бумажнике кончаются или какой-нибудь мусоровоз возникает посреди улицы; мой Неподражаемый Брат исчезает загадочным образом, а папеньке ломают ногу. Покой нам только снится. Главное, не доверяй Lady First, потому что она тебе понравилась, а если тебе кто-то понравился, то ты пропал. Ты можешь изливать свои добрые чувства на того, кто едва промелькнет в твоей жизни: случайного знакомого из бара или проститутку из китайского квартала, но никогда, повторяю, никогда не допускай, чтобы тебе понравилась твоя невестка Глория; не смей даже называть ее Глорией, она – Lady First, твой потенциальный враг.
– Роберто, принеси-ка мне еще пивка.
– Сию минуту.
– Слушай, Роберто, я тебе нравлюсь?
– Ну, это как посмотреть…
– А как?
– Так.
Еще пива. Половина третьего. Я снова пьян. Пьян и задумчив, но, сколько ни думай, киногеничнее от этого не станешь. Приходится ужимать киноповествование: настенные часы, главный герой со своим пивом и газетой, затемнение, снова часы, пепельница, батарея пустых пивных бутылок. К несчастью, жизнь приходится натужно преодолевать в реальном времени, но именно поэтому она растяжимее любого фильма, и когда часы показывали уже половину четвертого, я разработал хитроумный план первейших и безотлагательных действий, связанных с делом The First a покончив с этим, подумал, как же мне, черт побери, провести остаток ночи. «Что ты в эту жизнь вложил, то обратно получил», – было первое, что пришло мне в голову. Но я сидел на мели, а Луиджи, единственный возможный кредитор в такое время, за стойкой не появлялся. Иногда он уходит домой, и бар запирает Роберто. А бывает, что он остается в своей комнатушке при баре, гоняет по двору кошек или о чем-нибудь судачит с доверенным клиентом. Я спросил у Роберто.
– Он там, у себя, проверяет счета.
Я поднялся и постучал в заднюю дверь костяшками пальцев. Войдя, я застал Луиджи, сидящего перед складным столиком, в самом разгаре бухгалтерской деятельности: вокруг в полном хаосе были раатожены: сберегательная книжка, горы счетов и маленький металлический сейф, набитый банкнотами и рукописными векселями.
– Слушай, Луиджи, хочу попросить тебя об одном одолжении.
– Только не о деньгах…
– Разве я тебе хоть когда-нибудь не возвращал долга?
– Да, но пока ты не соберешься с деньгами, глянь, тебя и след простыл, а потом жди тебя, дожидайся. Это не дело.
– Завтра все верну, серьезно, завтра у меня будет куча бабок.
– То ли мне мерещится, то ли я это уже слышал.
– Скажи, Луиджи, я хоть раз тебе соврал?
– Каждый раз, как тебе приспичит.
– Но насчет денег – никогда. Мне нужно десять штук, всего десять.
Луиджи несколько смягчился. Это было видно по тому, как он сосредоточенно опустил голову.
– Надеюсь, что и за сегодня ты тоже расплатишься.
– Хорошо, завтра я принесу тебе пятнадцать кусков, чтобы возместить…
– Послушай, я тебе не банк. Завтра вернешь то, что должен, – ни больше, ни меньше… Но только завтра, договорились?
Я буквально пулей вылетел от него и пошел к центру по улице Жауме Гильямет. Очевидных следов происшествия с Берри не осталось, только крохотные осколки блестели на асфальте в свете уличных фонарей, и виднелись опилки, которыми засыпали лужицу крови. Скоро я дошел до дома номер пятнадцать. Поравнявшись с ним, я на мгновение наклонился перед входом в сад, как человек, который зашнуровывает ботинок. Я оглядел фонарный столб и абсолютно не удивился, увидев привязанную к нему красную тряпицу, наоборот, я даже обрадовался, убедившись, что мои ожидания подтверждаются. Я почувствовал себя хитрым, коварным, проницательным, самоудовлетворенным, как иногда после алкоголя: мир снова становился упорядоченным. Убедившись в наличии улики, я дошел по Травесере до Нумансии и стал спускаться к площади Испании. До бара на Паралело я добрался, уже нагуляв аппетит. Постучался в
