— Я… не… — от неожиданности Эльза растерялась.
— Значит, хочешь, — справедливо рассудил он и свистнул, привлекая внимание возницы.
Ехать в экипаже было волнительно и очень-очень романтично. Стучали о мостовую копыта, лошади фыркали, пуская из ноздрей пар и взмахивая хвостами, возница походил в своем лохматом полушубке на нахохленного воробья. Эльза прижалась к Алексу, разглядывая ее родной незнакомый город.
— Я совершенно ничего здесь не узнаю… — заметила она.
— Неудивительно, тебя не было здесь много лет, — Алекс похлопал ее по руке, — на твоем месте любой человек бы потерялся. Вот увидишь, все постепенно вернется.
Все вернется, но не эта прогулка. Сейчас Алекс был для Эльзы тем мужчиной в лодке, плывущей в ее воспоминаниях по ночной реке. Останется ли он таким и впредь?
Они миновали парк и площадь трех рынков, курсировали от улицы к улице, притормозили у здания, которое Алекс окрестил школой. Он рассказал, как впервые увидел ее тут. Увидел — и не смог не познакомиться.
— Ты специально обрызгал меня, — догадалась Эльза, выслушав рассказ.
— Смеешься, — хитро прищурился он, — а тогда убить меня была готова.
— Да сколько нам было тогда, — фыркнула она в ответ.
— Мало, Эль, — слабо улыбнулся Алекс, — слишком мало, чтобы я что-либо тогда по-настоящему соображал. Я ведь влюбился в тебя, как мальчишка. Бегал за тобой со страшной силой и с еще более страшной силой тебя хотел. И боялся получить и все испортить.
— Что-то мне подсказывает, что ты несильно изменился, — шутливо поддразнила Эльза. — Жаль, что я не могу вспомнить, какой была.
— Ты была белой волчицей, — протянул он вполголоса, задумчиво глядя в сторону, — аристократкой, недотрогой. Моей святыней ты была, почти что неприкосновенной. Я тебя трогал, целовал и сам себе не верил, что делаю это, а ты позволяешь. И в такой панике находился, что трогал и целовал еще больше.
Эльза не выдержала и рассмеялась, представив себе эту картину.
— Но я ведь не святая…
Она лукаво стрельнула в него глазами из-под ресниц, и Алекс тут же сглотнул и потемнел взглядом. Совсем как влюбленный мальчишка, про которого только что рассказывал.
Он говорил ей еще о многом: о личном темпле канцлера, где они когда-то по своей детской наивности дали клятвы вечной любви, не подозревая, с какой точностью те потом исполнятся, о вечерах и рассветах, тайных перемигиваниях фонариком, обо всем хорошем, светлом, чистом, что когда-то связывало их. Под впечатлением от этих историй Эльза незаметно для себя переместилась из конной прогулки в теплую, пропитанную ароматами корицы и миндаля кофейню. Она пила горячий шоколад, мечтательно любовалась через большое окно-витрину на снег, кружившийся в воздухе нарядного города, а Алекс смотрел на нее своими шоколадными глазами и грел дыханием ее озябшие после улицы пальцы. Он рассказывал только о хорошем и ни слова — о плохом, и дома их ждала общая постель, и очень не хотелось вспоминать ничего другого.
— Мне кажется, я всю жизнь тебя любила, — призналась Эльза, переполняясь внутри каким-то тихим и теплым чувством.
Тогда Алекс оторвался от ее пальцев и произнес с неожиданной твердостью:
— Нет, Эль. Это я тебя любил. Ты со мной играла.
Она заморгала, растерянная, будто прыгнувшая из тепла в ледяную прорубь, и уткнулась в свою чашку с шоколадом. Играла? Разве она из тех женщин, что легко распоряжаются чужими чувствами? В собственном представлении Эльза не ощущала себя такой, но кто знает? Плохие воспоминания отсутствовали в ней, но жили в Алексе и периодически проглядывали на свет помимо его воли. Сладкий напиток сразу потерял приятный вкус и стал казаться приторным, а город за окном — враждебным.
— Я хочу на воздух, — сказала она и отодвинула чашку.
Алексу пришлось задержаться, чтобы оплатить счет, и он догнал ее уже на улице, где Эльза наспех натягивала шубку, неловко промахиваясь мимо рукавов. Помог одеться, а она потребовала:
— Я хочу курить.
Он дал ей сигарету, прикурил, Эльза затянулась, отворачиваясь от него и делая вид, что рассматривает прохожих. Пробегавший мимо мальчишка с кипой прессы сунул ей в руку клочок бумаги. Она развернула листок — все, что угодно, лишь бы не смотреть в глаза Алексу и не показывать, как расстроена. С удивлением пробежалась взглядом по строчкам.
— "Народное требование о переизбрании наместника"? Это еще что такое?
Алекс отобрал у нее бумагу и тоже прочел. Недовольно нахмурился.
— Это, моя девочка, наше будущее. Палат лаэрдов, как таковых, почти не осталось, и простой народ теперь считает, что сам должен решать, кто будет ими править. И нынешнего наместника они больше не хотят.
— Они обвиняют его в массовых убийствах, — припомнила Эльза особенно поразившие ее слова.
— И в массовых убийствах, и в гигантских растратах казны, и во многом-многом другом.
— И что? Это все правда?
— Большая часть, — Алекс смял и выкинул листовку в урну, туда же отправил сигарету Эльзы, приобнял ее саму за плечи и повел вдоль по улице. — Пойдем. Сегодня я хотел бы остаться в стороне от политики. И от наместника, если ты не против, тоже.
Для Эльзы незнакомый наместник остался позади вместе с выброшенной бумагой. Воздух понемногу становился синим — вечерело. На главной площади перед темплом светлого разлилось море огней, от этого пламени золотые стены здания сверкали влажным блеском. Эльза замедлила шаг, залюбовавшись чудесной картиной.
— Как красиво… — выдохнула она, — свечи…
Свечей действительно было много. Люди танцевали с ними под переливчатую музыку живого оркестра, ставили их прямо на снег и на бочонки с пивом и элем, передавали друг другу из рук в руки. Всюду раздавался смех, звучали громкие голоса, и сотни ног месили слякоть, перемещаясь туда-сюда.
— Светлый бог взошел на свой трон, все радуются, — равнодушно пожал плечами Алекс.
С тем же равнодушием он описывал ей свою жизнь после их расставания. Эльза не могла полагаться на память, но на внутренние ощущения — вполне. Она закусила губу.
— А когда ты последний раз приходил на этот праздник?
Алекс поморщился.
— Мне не до праздников было, Эль. Много работы и…
— А я хочу порадоваться, — она схватила его за руку и потянула в толпу. — Хочу радоваться и танцевать со свечой. Как все нормальные люди.
Он вяло отбивался и уговаривал ее не заниматься ерундой, но Эльза осталась непреклонной. Она заставила Алекса приобрести свечу, а служитель, продавший им ее у входа в темпл, добавил к покупке подарок: красно-коричневую глиняную статуэтку святой Огасты. Небольшую, размером с ладонь, и совершенно новую, без зеленого налета.
— Загадайте желание, сохраните ее на будущий год, — сказал он, — и в течение года это желание непременно исполнится.
— Что загадаешь? — поинтересовался Алекс, когда они отошли, уступив место следующим покупателям.
Эльза посмотрела в чистое одухотворенное лицо Огасты. Неужели это знак? Конечно, знак свыше, не иначе. Вместо старой статуэтки ей подарили новую, так и вместо прежней испорченной жизни им с Алексом дают
