«А вместо этого я могу получать черный пояс по вранью,»— подумал Никита, пытаясь убедить себя, что Женя все равно умотала бы в Краснодар. Так что судьба снова помогла ему. «Она бы ни за что не подпустила меня к себе, будь я как он, ” — решил он, глядя на финдира, который как будто только что спрыгнул с подиума. Он что-то настойчиво доказывал своей невесте, которая не менее настойчиво с ним спорила, но делала это с улыбкой, нисколько не раздраженная менторским тоном Чернова.
— А я говорю тебе, что с экономической точки зрения, это решение абсолютно…
Дальше Ник уже не слушал, потому что в кармане брюк настойчиво завибрировал телефон.
«Ник, я балда. Только посмотрела на билет… короче, папа все напутал! У меня вылет в двенадцать дня, а не в двенадцать ночи!)»
«Хочешь остаться сегодня у меня?)»
«Хочу) ”
«Я могу приехать к тебе, чтобы помочь с чемоданом, часа через два, я пока еще на работе»
«Я могу сама приехать, у меня мало вещей)»
Сердце парня забилось чаще в радостном предвкушении. Он очень хотел увидеть Женю до ее отлета. И не только увидеть.
***
Женя ускорила шаг, переживая, что не успеет перехватить Ника на работе. Хотелось бы еще хотя бы одним глазком заглянуть на корпоратив, но еще сильнее хотелось увидеть Никиту перед тем, как на неделю уехать домой. Они виделись каждый день, а Аля уже подшучивала, что ей пора перевезти к парню часть вещей, так часто она оставалась у него ночевать.
Майя ворчала на Женьку, потому что считала, что они торопят события, что все происходит слишком быстро. А ей было все равно, потому что она чувствовала, что Ник какой-то родной. С ним было легко, тепло и уютно, как будто она знала его не месяц, а много лет. И Женя была уверена, что это все по-настоящему. Иначе и быть не могло.
Рядом с ним все казалось лучше, а она сама казалась себе особенной. Ее окрылял его восхищенный взгляд, она обожала его запах и то, как он смеется. Она даже немного жалела, что уезжает на праздники, хотя повидать родителей, конечно, тоже очень хотелось.
С этими мыслями Женя сама не заметила, как оказалась в просторном холле. Она вызвала лифт и принялась оглядываться. Было немноголюдно: несколько девушек в ярких, переливающихся пайетками платьях и на высоченных каблуках, мужчины, кто в костюмах, кто в джинсах и рубашках. Женя нервно посмотрела на большие часы, висевшие над входом, и стала волноваться, что Никита уже мог уехать. Плакал тогда ее сюрприз.
Она снова посмотрела на лифт, который предательски медленно тащился вниз, останавливаясь на каждом этаже, а потом снова на часы. Вдруг она услышала знакомый смех, а потом взгляд ее зацепился за знакомую серую куртку.
— Надо было догадаться посадить ее рядом с Алексеем! Он же подливает так, что не заметишь, а Кристина совсем не умеет пить! Дан, я же просил присмотреть за ней, — возмущался высокий блондин в длинном пальто, придерживавший девушку в ярко-малиновом пуховике. Она цеплялась за его руку, с трудом переставляя ноги.
— Это все Полина отвлекла меня разговорами о… — Штраус не сразу узнала в оправдывающихся интонациях голос грозы их этажа — финансового директора Чернова.
— Так еще и я виновата! — возмутилась высокая брюнетка в коротком полушубке.
— Ой, ладно вам, перебрала девчонка, с кем не бывает, — хохотнул Никита, вытаскивая из кармана пачку сигарет. — Напоите ее кофе, сразу станет легче.
Лифт приехал, а Женя не сдвинулась с места, потому что никак не могла понять, что ее Никита делает в такой компании. Почему вытаскивает из пачки сигарету и закусывает ее зубами. Почему к нему подходит большой босс, фотка которого была в презентации, которую ей пришлось просматривать при трудоустройстве, чтобы знать в лицо руководство компании, и по-дружески хлопает его по спине.
Она постеснялась окликнуть Ника и просто пошла за ними, хотя понимала, что не решится подойти к ним. Компания вышла на улицу. Все, кроме перепившей девушки, закурили и пошли к кофейне. Видимо за кофе.
Женя зачем-то следовала за ними, хотя ноги ее почти не слушались, а легкая дорожная сумка вдруг показалась невероятно тяжелой. Хотелось прирасти к тому месту, где она стояла, но Штраус упорно шла за ними, не боясь, что ее заметят: они явно были поглощены своей беседой.
— Вот вы все по парам, а Никитка мой… бобыль! — возвестил Алексей Геннадьевич. — Я говорю, девчонку приведи, хватит со своими Хуанами Дон Жуанами по Испаниям гонять, а он…
— Папа, прекрати! — весело отмахнулся Никита, выкидывая сигарету.
— Сын, посмотри, все с девушками, а ты…
— А я как раз сейчас к ней поеду, — перебил его Ник, открывая дверь в кофейню.
Все вошли в кафе, а Женя осталась стоять на улице, глядя на них сквозь стеклянную витрину. Осознание приходило медленно, едва-едва. Из услышанного напрашивался только один вывод: Никита сын Алексея Геннадьевича. Это никак не желало укладываться в голове, но она слышала своими ушами. И видела, как Никита панибратски похлопывает по плечу Чернова, который вместо того, чтобы выстегнуть его, весело улыбается. Внутри что-то обрывалось, а за шиворот расстегнутого пуховика, обжигая холодом, падали крупные хлопья снега.
Первой мыслью было развернуться и убежать. Прочь. Вернуться в общагу, забраться с головой под одеяло и расплакаться. Но потом Женя зачем-то вошла в кафе. Там не было других посетителей, кроме компании, которая пыталась напоить девушку в розовом пуховике кофе. Они не заметили, как она вошла. Как дошла до стойки.
— Рождественский латте, пожалуйста, — попросила она у баристы, который пару недель назад пытался с ней заигрывать.
Никита услышал ее голос и сразу обернулся. Милашка стояла возле бара и мелко дрожащей рукой протягивала деньги парню, из-за которого они единственный раз поссорились. Он застыл, не зная, что сказать или сделать, а отец снова стал донимать его разговорами.
— Архитектор он… дизайнер. Илья, скажи ему, что дизайнер — это бабская профессия, — потребовал он у Смирнова.
— Позвольте с вами не согласиться, — заметил Чернов. — Между прочим…
— Ай, зануда, — отмахнулся Алексей Геннадьевич, а потом взгляд его развеселых глаз, зеленых, как у Ника, остановился на Жене. — Сын, посмотри…
— Пап.
Будь в Алексее Алексеевиче чуть меньше коньяка, он бы узнал эту интонацию, которую Ник подхватил от мамы. Тихий голос, предвещавший бурю. Но коньяк внутри него весело
