— Девушка, скажите, как вы относитесь к дизайнерам? — спросил он у Жени, которая как раз забирала кофе.
— Предпочитаю строителей, — тихо и неожиданно зло ответила Штраус, резко развернувшись к выходу.
— Жень, надо поговорить, — тихо окликнул ее Ник.
Он в два шага приблизился к ней и мягко сжал ее плечо. Им нужно было поговорить. Вдвоём. Срочно.
— Не трогай меня.
Женя развернулась на каблуках, больно стукнув его сумкой по руке, а потом выплеснула ему в лицо свой кофе. Сама испугавшись того, что сделала, попятилась назад, стукнувшись о стеклянную дверь, всхлипнула и выбежала из кафе.
— Отличное начало знакомства! — вдруг подала голос Кристина, которой явно стало лучше.
— Что-то мне это напоминает, — хмыкнул Смирнов.
— Сына, вот не умеешь ты с девушками знакомиться, — выдал наконец Алексей. — Знаешь…
Никита ничего не сказал. И не стал слушать. Он вздрогнул, словно выйдя из оцепенения, и выбежал из кафе.
На улице падал снег. Парковка была почти пустой, но он нигде не видел Жени. Мелькнула мысль, что она прячется от него за какой-нибудь машиной, но это было так глупо, что Ник только отмахнулся от нее.
— Неужели побежала? — пробормотал парень, а потом рванулся вперед в сторону метро.
Он должен был успеть, должен был перехватить ее, все объяснить. Он бежал в настежь распахнутой куртке, рукавом вытирая кофе с лица, проклиная ту секунду, когда впервые ей соврал. Ему казалось, что это мелочи, что это ничего не значит. Что он обязательно ей все расскажет, а она, конечно же, его простит. Только вот он бежал, а противный голосок внутри нашептывал:
«Ты это заслужил. Заслужил.»
Никита бежал к метро, на ходу набирая номер Женьки, но она сбросила, а потом абонент стал недоступен. Он бежал и звонил снова и снова, зная, что она не ответит.
В конце концов, он остановился возле входа в метро и вошел в «Вконтакте».
«Я не хочу с тобой разговаривать. Никогда.» — вот и все, что она ему написала.
И это оказалось гораздо больнее, чем если бы она написала ему гадости или сказала бы, что он мудло. Спокойное, тихое, как она сама, сообщение отправило его в нокаут.
Никита попытался отправить сообщение в ответ, но Женя его заблокировала.
***
Алексей хмуро шагал по недостроенному этажу, не обращая внимания на рабочих, которые что-то невразумительно блеяли и поздравляли с новым годом. Он искал Никиту, которого невозможно было разглядеть за коробками с плиткой, ведрами и мешками с цементом. То и дело кто-то где-то орал, сверлил и матерился. В который раз за последние годы Алексей спрашивал себя, почему его единственный сын такой, какой есть.
Никита был талантлив. Ему все удавалось с детства. Галя и он всегда им гордились. Алексей всегда мечтал, что они вместе будут делать большие дела. У самого Алексея не было возможности учиться в крутых вузах в молодости: изучать интересные предметы приходилось самому, приходилось брать ночные смены сторожа, чтобы водить Галю в кафе и кино. А Никита мог заниматься чем угодно, учиться в Оксфорде, бить дорогие машины с восемнадцати лет, а вместо этого после школы ходил рисовать в художку, общался со странными людьми и в пятнадцать лет заявил ему, что в жопу его экономику и бизнес, он будет архитектором и дизайнером и жить будет своей жизнью. Алексей скептически посмотрел на цементную пыль, которая оседала на его дорогих туфлях. Он всегда думал, что сын будет сидеть в кожаном кресле за дубовым столом в роскошном кабинете, а не сидеть на стройке в грязи жопой на ведре с краской в позе крючка и печатать на коленках.
— Чем ты занимаешься? — Алексей возвысился, как скала, над сгорбленным сыном, который слушал музыку в наушниках и работал. — Феклистов!
Никита вытащил наушники и непонимающе посмотрел на отца. У большого босса дрогнуло сердце. На лице не было привычной наглой улыбки, а яркие зеленые, как у Гали, глаза запали.
— Чем ты занимаешься? — все также хмуро повторил отец.
— Работаю, Алексей Геннадьевич, — борзо ответил Феклистов, поставив комп на коробку и закуривая. — Вы сказали вчера, что хотите четыре переговорки, а не две. Мне надо снести две стены и построить одну. Переделываю чертежи.
— Никита, сейчас третье января, я сказал после праздников заняться этим вопросом.
— Алексей, вы, может, не в курсе, но это так не работает. Нельзя сначала залить полы и выровнять стены, поставить двери, а потом к херам снести стены. И мы доплачиваем рабочим за работу в праздники не для того, чтобы был простой, если я приду девятого сюда, — зло ответил Феклистов.
— Они могут заниматься пока десятым этажом. И что значит простой без тебя? Ты теперь и прораб, и строитель, и инженер, и уборщик и техническое задание пишешь? Совсем с ума сошел? Я тебе штат подчиненных выписал, чтобы ты тут ночевал и все один делал?
— За этими все нужно проверять. Я возьму все свои положенные выходные, когда приедут мои прорабы. А Гена и Ванек приедут только пятнадцатого января. И инженер тоже будет новым. Синичкина я скоро убью.
— Ты скоро сам себя убьешь. Пошли за мной! — рявкнул вдруг Алексей. — Живо. На совещание, Феклистов. Сейчас же.
Никита, скрипя зубами, поднялся, убирая ноутбук и планшет с блокнотами в рюкзак. Спорить было бесполезно, да и не хотелось при рабочих. В конце концов, на работе отец был его шефом.
— Совещание в кофейне, как мило, — усмехнулся Ник, усаживаясь в кресло за столик в углу.
— У меня нет времени на ресторан, встреча через сорок минут, — отмахнулся нетерпеливо Алексей, выпивая залпом двойной шот эспрессо. — Никита, ты себя в зеркало давно видел?
— Ты выдернул меня с работы, чтобы мой внешний вид обсудить? Мне на стройку в костюме двойке ходить?
— Я не про одежду. А про тебя. Ты после двадцать восьмого спал? Ел? Выглядишь, как мумия. Смотреть тошно, — Алексей глотнул воды из высокого стакана. — Что, любовь все жилы вытянула?
— Ну, так не смотри, — просто ответил Никита, гипнотизируя ореховый латте перед собой.
— Никита, ты или с девушкой помирись, или кончай комедию ломать. Ведешь себя, как баба сопливая, — Алексей скрестил руки на груди, поражаясь, что его сын такая размазня. — Что с нынешним поколением не так? Ты мне не про прорабов новых заливай, а рассказывай, что там с этой милой девчушкой. Где, кто, что делать будем?
— Конкретно мы с тобой ничего делать не будем, — тут же ощерился парень. — Я
