— Да, так и есть. Здесь может быть связь. Но я бы не хотел сейчас об этой сказке вспоминать. Мы уже ушли от нее бесконечно далеко. Как я уже говорил, само используемое нами название Аджелика Рахна пришло из закрытой субкультуры алхимиков. Если немногочисленные представители малого народца скрытно существовали на протяжении веков, то могло так случиться, что совершенно разные люди через случайные промежутки времени сталкивались то с одним, то с другим из них. И каждая группа людей понимала бы эту встречу по-своему. Так и получилось, что у одной вещи появилось много разных имен, а вокруг нее — много разных слухов, измышлений, легенд, верований. Это меня больше не удивляет. Мог быть ученый из того века, который нашел одного Аджелика Рахна и каким-то образом сделал его своим другом или слугой. Этот ученый выдал маленького человечка за свое собственное творение. Возможно даже, он сделал это из наилучших побуждений, дабы защитить тайну от плохих людей. Так появилась эта сказка. Но она — лишь одна из множества вешек в этой огромной истории. В зачитанном мною фрагменте меня больше интересует другое. Задайтесь вопросом, какие разумные существа могут прийти к письменности прежде, чем к устной речи? Какие разумные существа мыслят текстом?
— Робо мыслят кодом, — сказал Хинта. — То есть, это подыгрывает гипотезе о том, что в роли Образа выступали именно Аджелика Рахна!
— Да. Я нашел еще немало фрагментов, которые косвенно подтверждают мою догадку. «Образ проповедует о самом себе и учит нас самому себе, подобно тому, как совершенный инструмент сам ложится в руку человека и учит эту руку, готовит ее к тому, чтобы она владела им». И вот еще: «Образ не знает той воли к власти, которая столь свойственна людям. Наоборот, он готов служить и быть орудием в чужих руках. Он — учитель, не ведающий притязаний на ученика, полубог, готовый быть рабом. Но все его могущество иссякает, если направить его во зло. Отказывая нам в одних делах и подчиняясь в других, он учит нас большему, чем мог бы научить, приказывая».
— До сих пор эти фрагменты понимались метафорически? — спросил Тави.
— Да. Позже их включили в новую канву: те, кто век спустя интерпретировал эти тексты, сочли, что здесь Образ выступает в роли лучшей части нашей природы, а не в роли самостоятельного существа или народа. И надо признать, такая трактовка тоже очень красива…
Скоро они добрались до первой большой остановки на своем пути, которую видели еще издалека. Это был хутор многолюдного и преуспевающего фермерского клана Рафара. Шесть жилых домиков, обшитых светло-серой облицовкой, выстроились в неровный полукруг. Скрипучие колеса ветряных электростанций вяло вращались, улавливая слабый ветер. Лишенные окон хозяйственные постройки сгрудились в хаотичный комплекс. Выше всех остальных конструкций поднимался желтый конвейер старого элеватора. Чуть поодаль, поблескивая на солнце бахромой битого стекла, ждали ремонта пострадавшие от землетрясения теплицы. Поля фрата подступали вплотную к зданиям. Для гостей на территории Рафара был развернут и обустроен павильон в форме двух смежных куполов. Конструкция поддерживалась за счет воздуха, нагнетаемого компрессорами в мягкую толщу стен; процесс подкачки не прерывался ни на минуту, а оттого казалось, что павильон дрожит, как сброшенное с ложки желе.
Встречал гостей сам Хейза Рафара. Глава клана, глубокий старик, давно не способный ходить, он восседал в самодельном инвалидном кресле, представлявшем собой нечто среднее между боевой танкеткой и троном тирана. Иссохшее тело Хейзы тонуло в огромном рекреационном скафандре, срастающемся трубками с внушительной спинкой кресла. Сиденье было установлено на гусеницах шире и мощнее, чем у дрона Ивары. По сторонам от кресла торчали шесть механических рук, две из которых заканчивались пулеметами.
— Самомнение, да? — спросил Ивара, когда Хинта объяснил, кто перед ними.
— Отличительная черта всех преуспевающих фермеров, — сказал Хинта. — А Рафара преуспевают. В отличие от многих, они не враждовали с Джифоями. Вместо этого они еще полвека назад признали за Джифоями первенство и начали сдавать тем свою землю. В результате, вся земля Рафара по-прежнему принадлежит Рафара, их дети работают бригадирами у Джифоя, плюс они получают хорошие деньги за аренду — возможно, имеют с этого больше, чем сами могли бы заработать на своих полях.
Рядом с механическим троном на опрокинутых бочках сидели детишки-прислужники, наверное, внук и внучка, немногим старше Ашайты. В обязанности малышей входило подавать Хейзе банки с напитками и развлекать его игрой в настольный кипок. На глазах у путников третий ребенок вынес из дома дополнительный поднос с внешним питанием для скафандра старика.
— Он пьет кувак? — пригляделся к банкам Ивара.
— Праздник же, — сказал Хинта. — На побережье тоже некоторые напьются. А для Рафара этот день — именно праздник. Они даже выиграли, когда старый Шарту был разрушен. Их хутор тогда не пострадал и не сдвинулся с места, он стоит там же, где и век назад.
— Пьяный человек на машине, которая сама по себе оружие. Опасное сочетание.
— А знаете, — сказал Тави, — возможно, Джифой еще не худший из всех.
Потом им пришлось перейти на громкую связь, поскольку старик приветственно воздел к небу одну из своих механических рук.
— Каждый в этот скорбный день получит в моем доме приют и еду, как это было в день катастрофы, когда моя семья накормила всех нуждающихся и многим дала кров, — прокаркал он. — Своих робо оставляйте вон там.
Лязгнув своими чудовищными робо-суставами, он указал на площадку рядом с павильоном. Его лицо желтело за стеклом скафандра, взгляд, хоть и заплывший, был острым, словно он выискивал повод, чтобы поругаться с кем-нибудь из проходящих мимо паломников.
Ответив старому Рафаре формальными приветствиями, Ивара и мальчики прошли в шлюз надувного павильона. Внутри, словно затянувшийся звук декомпрессии, стоял натужный шум искусственного ветра, тяжело колыхались своды из мягкого парапластика. Окон в павильоне почти не было, но света хватало: солнечные лучи матовым сиянием проникали прямо сквозь стены. Хинта невольно подумал, что так же, должно быть, выглядел дневной свет на верхних ярусах древних подледных городов.
В павильоне было человек десять: на диванчиках отдыхала семья с тремя детьми, а за прилавками хозяйничали женщины разных возрастов — должно быть, младшие дочери и старшие внучки Хейзы. В отличие от старика, эти женщины казались милыми. Впрочем, бесплатно они предлагали только воду и дозаправку воздухом;
