— Это чушь, — с какой-то новой интонацией сказал Квандра. — Предметы, энергии и стихии не знают морали. Хотя и людям я бы рекомендовал отказаться от морали, заменив ее чистой этикой — простыми правилами взаимного бытия.
— Вы слепец, — ответил Тави.
Хинте показалось, что эти слова вызвали внутри Квандры последнюю лавину бешенства. Он испугался за Тави, испугался, что Квандра просто бросится через стол — настолько быстро, что другие мужчины не успеют его удержать. Но ничего такого не произошло. Квандра поступил иначе — ударил Тави словами.
— Нет, я не слеп. Я многое вижу. А вот ты и слеп, и глуп, несчастное дитя. Тебя сжигает страсть — твоя первая робкая страсть. Мой брат всегда имел несколько развратных слабостей. Мужчины, мальчики. Похоже, недолго он оплакивал своего прежнего любовника. И ведь так удобно соблазнять юнцов, когда работаешь учителем в провинциальной школе.
— Хватит говорить грязные слова, — потребовал Тави. При этом он беспомощно покраснел, а на глаза ему навернулись слезы. Квандра перевел взгляд на брата.
— Многих ты там потискал по темным углам?
— Ни одного, — ровным голосом ответил Ивара. — Это твое последнее оружие?
— А как по мне, я вижу, что, по меньшей мере, двоих. И похоже, ты очень привязался к ним — иначе зачем было везти их сюда за собой? Спишь с ними одновременно или по очереди?
Хинта почувствовал, как на него резко, волной нахлынула ярость. Прежде он ненавидел подобным образом только одного человека — Круну. Он ничего не сказал лишь потому, что слова в нем закончились, а дыхание прервалось. Из-за наплыва чувств он не сразу сумел понять следующие слова Квандры.
— Но все не так плохо. Мальчикам вовсе не обязательно жить с тобой и терпеть твои домогательства. Я могу их спасти. Димора.
— Твои родители живы, Хинта, — послушно вступил Димора Сайда, — и находятся под нашей опекой. Семья Фойта имела несчастье потерять в один день обоих своих сыновей. Их скорбь не знает границ. И боюсь, они страдают не только от скорби. Хинта, твой отец, Атипа, снова пьет. Твоя мать, Лика, сильно болеет, потому что не может раздобыть лекарства в разрушенном поселке. Их дом сгорел, и они на улице. Но это можно поправить. Только представь, как они обрадуются, если к ним вернется сын, да еще и корпорация даст им жетоны на первую очередь в получении временной жилплощади! И потом, есть много других благ — можно обеспечить достойное погребение маленькому Ашайте, построить большой дом, восстановить теплицы. Жизнь снова наладится. Тебе нужно лишь пойти с нами.
Слова Диморы доходили до Хинты словно сквозь белую пелену. Он внезапно ужасно отупел; ярость ушла, осталось ощущение шока.
— А ты, Тави, — сказал Димора, — ты тоже не потерял свою мать. Но боюсь, она сейчас в очень, очень затруднительном положении, потому что часть выживших повстанцев ушла из поселка и осаждает усадьбу Листы Джифоя. «Джиликон Сомос» пока не вмешивается в эту ситуацию. Но ты можешь решить, как нам поступить. Протянуть ли нам руку помощи этим людям, этим представителям переменчивой администрации, которые несколько раз нарушали данное нам слово? Хочешь ли ты этого? Хочешь, чтобы мы спасли твою мать и твоего нового отца?
— Нет, — сказал Тави, — я с Вами не пойду. Это не моя война. И не на мне будет вина за чью бы то ни было гибель.
— Причинять боль — вот единственный урок, которому ты действительно выучился у нашей матери, — глядя на брата, сказал Ивара. — Ну что, доволен?
— Хинта, — позвал Квандра. — Хинта еще не высказал своего мнения.
Хинта поднял на него взгляд и вместо живого лица увидел какой-то смутный серый силуэт. Он догадался, что это из-за слез, которыми сейчас наполнены его глаза. Но было в этом и что-то символическое: Квандры больше не было — тот распался, совсем перестал быть человеком, превратился в призрачную полость, пронизанную Бемеран Каас.
— Мы видели монстров, — извлекая что-то из самой глубины своего сердца, произнес он. — На юге их называют омарами. Эти чудовища уничтожили наш поселок. Они приспособились к миру, как он есть сейчас. Но они утратили все человеческое. Этого Вы хотите для людей?
— Да и нет. Эти монстры, должно быть, какой-то крайний вариант воздействия келп-тла. Они весьма интересны. Мы изучим их тела. Но они слишком уподобились животным. Я мечтаю дать человеку ту же степень выносливости, но оставить ему полный объем разума.
— Я никуда с Вами не пойду, — сказал Хинта, — даже если Вы взяли мою семью в заложники и будете их мучить. Я могу помочь спасти все человечество. А Вам я не верю. Вы, возможно, садист. И если я пойду с Вами, Вы все равно погубите мою семью, и меня погубите — просто чтобы досадить Иваре. А еще Вы хотите уничтожить все, чем мы являемся. Это нельзя принять.
Хинта ощутил на своем плече руку Тави, и ему стало чуточку легче. И еще он знал: где-то рядом, невидимый, танцует Ашайта. И Ашайта согласен с ним в каждом его слове.
— Ну что ж, — поднимаясь из-за стола, подытожил Квандра, — похоже, разговор окончен. Начинается война. А ты, Ивара, неплохо выдрессировал своих юнцов. Такие преданные…
— Прощай, — тоже вставая, сказал Ивара. — Эта война, как всегда, только твоя. Я хочу лишь сделать свое дело. Мне не нужно унижать тебя или ранить, мне не важно, чем ты там живешь. Просто уйди.
— Да, я ухожу, — усмехнулся Квандра. — Но не прощаюсь. Еще увидимся, брат.
— Надеюсь, что нет.
Квандра ушел. Но Хинта этого не видел, потому что в эти минуты сидел, дрожа, вцепившись руками в край круглого стола. Тави продолжал обнимать его. А потом кто-то еще тронул Хинту за плечо. Мальчик подумал, что это Ивара, но оказалось, что это Лива.
— Я тоже его ненавижу, — сказал он. В глазах у
