— Уходим, — в какой-то момент скомандовал Ивара. Хинта обернулся и увидел, что мертвецы, пролежавшие сотни лет, начинают вставать. Плазма, попавшая в помещение с выстрелами, принесенная на себе омарами, тоненькими струйками проникала в неживые тела, чтобы их оживить. Умертвия в ссохшихся скафандрах, крошась и скрипя, бросались на героев или поднимали свое древнее оружие и пытались из него стрелять. Пришлось рубить этих новых противников. Из мертвецов сыпался прах и вырывались снопы фиолетового огня. С другой стороны напирали омары. Бой затянулся. Постепенно людей оттесняли назад. Они перестали защищать вход и отступили к лестницам. Кровь омаров рекой полилась по ступеням. Но и лестницы пришлось сдать — омары падали сверху, заваливая их телами, а когда погибших становилось слишком много, сверху на них выплескивалась плазма, и они начинали оживать. Вместе с их армией просыпались и древние человеческие воины. В конце концов, Иваре и мальчикам пришлось обратиться в бегство. Они бежали вниз и вниз, через лабиринт лестниц, залов и коридоров, через золотой город вечной битвы, вечной смерти и вечного воскрешения, по которому теперь бродили восставшие мертвецы и невероятные чудовища. После долгого бега наступали короткие передышки, когда они в изнеможении прятались между невиданных золотых машин или в стенных нишах. Потом завязывались короткие стычки. Они всегда в них побеждали, но это не приносило им ничего, кроме усталости и боли. И вот они снова бежали, снова прятались, снова дрались и снова бежали…
_____Омары взяли за привычку взрывать пол и стены коридоров — это помогало им в обход людей спускаться на нижние этажи. Армия чудовищ рассеялась и теперь была повсюду. В каждом из залов они натыкались на патруль, на каждой лестнице встречали засаду. Во многих коридорах стояли мины. Они потеряли счет времени. Кровь была снаружи и внутри их скафандров, бесчисленные шрамы и царапины исполосовали их броню. В стекле шлема Хинты засела пуля, но он уже не мог вспомнить, где ее получил. Теперь он с особым вниманием прикрывался от выстрелов, потому что боялся, что следующее попадание может пробить шлем.
Они меняли направление, блуждали, попадали в тупики, теряли силы. И все же с каждой маленькой победой они прорывались немного вперед, оказывались все ниже и ниже. Они прошли Меридиан насквозь, спустились на невероятную глубину и приблизились к тем местам, которые Хинта видел в своем видении. Золотые коридоры постепенно сменились темными катакомбами. Здесь было много зеленого камня, но в некоторых местах стены казались сделанными изо льда или слюды. В глубине этого прозрачного кристаллического материала мерцали скопления призрачного фиолетового свечения. Умертвий стало больше, потому что омары проникли на этот уровень раньше людей и принесли с собой энергийную Бемеран Каас. Однако кое-что изменилось. Омары и умертвия больше не нападали на героев. При виде людей отряды монстров сворачивали прочь, отступали, и те шли, почти постоянно наблюдая впереди себя промельк уродливых тел или вспышку яркого фиолетового света в чьих-то уже не живых глазах.
— Почему они не нападают? — тревожно поинтересовался Хинта.
— Потому что мы победим их в каждой из этих стычек, — ответил Ивара, — и потому что они достаточно нас задержали. Они верят, что мы сбились с пути или опоздали.
— Нет. Я чувствую, что мы не опоздали. Иначе бы тьма звала меня, и все было бы другим.
— Значит, они верят, что смогут остановить нас в другом месте или другим способом.
Только Тави ничего не сказал. На его окровавленных губах играла странная улыбка. Он упрямо шагал между своих друзей, его взгляд был направлен вперед и вдаль — в зыбкую прозрачность этих страшных коридоров. Чем дальше они углублялись в катакомбы, тем ярче был фиолетовый свет внутри стен. Тоннели становились то теснее, то шире, сворачивали, ветвились. Хинта начал узнавать гладкий каменный пол, который запомнил в своем видении. Тревога в его душе нарастала. Что-то было не так. Он попробовал прощупать это чувство, понять его изнутри. Он попытался представить, что они проиграют в битве. Они могли проиграть. Он знал это, потому что они устали и им было плохо. Но, как ни странно, его беспокойство не было связано с их поражением. Их поражения он боялся уже давно; этот страх стал привычным, Хинта изучил его наизусть и научился его преодолевать. Но нынешний страх он не мог преодолеть, и тот нарастал с каждым шагом, с каждым новым пустым коридором, с каждой новой секундой молчания друзей. И тогда Хинта понял, что боится не поражения. Какая-то ледяная завеса разделила их. Они больше не были целым. Ивара вел эту войну по своим причинам — для него было важно закончить начатое. Тави вел эту войну по другим причинам — для него важно было стать героем. Он сам, Хинта, вел эту войну по третьим причинам. Он не хотел быть предателем, мечтал о мести.
— Вы чувствуете? — спросил он.
— Что? — переспросил Тави. За последний час это было первое произнесенное им слово. Но это слово не открыло путь, а закрыло, стерло все пути. Хинта вдруг потерял надежду, ком слез встал у него в горле.
— Мы близко, — выдавил он.
— Да, — согласился Ивара. Они снова шагали вперед. Хинта даже не мог заплакать. Оцепенение и усталость битвы столкнулись в нем с внезапным преждевременным горем. Он понял, что все закончилось. Они все еще могли победить или проиграть; они все еще представляли собой человечество; вся магия Аджелика Рахна была с ними; никто из них не предавал сейчас свет. Но все они теряли нити своей дружбы. Их будто коснулось дыхание некой иной судьбы. И вдруг Хинта поверил, что они победят, что не все они погибнут здесь, под землей, что, возможно, вообще никто из них не погибнет. Вот только выйдут они отсюда разными дорогами, к разному будущему. И хуже всего было то, что он