Так они и решили. Через час, у кабинета директора, это решение было скреплено официальным запросом. А в первый же день учебного года Хинту ждал своеобразный сюрприз, из которого последовала его настоящая обида на Тави — самая сильная за все время их дружбы.
_____Встреча с ребятами со своего потока прошла для Хинты не слишком гладко. С одной стороны, он был рад снова увидеть некоторых из них, даже тех, с кем ни разу не общался за каникулы. Но была и другая сторона. На первом же занятии кто-то прислал на терминал его парты сообщение в одно слово: «улипа». Хинта заранее ожидал, что из-за войны с омарами ему станут чаще обычного напоминать про уродство брата. Но записка все равно выбила его из колеи. Он начал оборачиваться, выискивая среди одноклассников обидчика, потерял нить лекции и нарвался на выговор от учителя.
Еще одним негативным событием для Хинты стали дети крайняков. Раньше они учились на домашних терминалах, но теперь, когда их родители вынужденно переселились в Шарту, они пошли в настоящую школу. На поток Хинты добавили сразу шесть новеньких. Они пока чувствовали себя чужими и держались особняком, но Хинта думал, что уже очень скоро они скопом вольются в партию тех, кто агрессивно дразнит его брата.
У Тави первого часа занятий в этот день не было, поэтому в перерыв Хинта слонялся один. Самые приятные ребята с его потока собрались в кружок, чтобы поделиться мнением об омарах — а он вдруг понял, что не может к ним присоединиться. Дело было не только в Ашайте, но еще и в том, как сам Хинта изменился. Его новые взгляды, сформировавшиеся в разговорах с Тави, могли стать бомбой, а он и так уже ждал неприятностей и не хотел ввязываться в огромный спор, где окажется один против всех. Его терзали два противоречивых стремления: первое — найти и, если удастся, побить автора записки; второе — скрыться с чужих глаз. В конце концов, жажда затворничества победила, и он пошел подальше от сверстников, на второй этаж школы — к кабинетам персонала и залам студий, туда, где в первой половине дня обычно абсолютно пусто. Он встал в изгибе коридора, у окна, и стал смотреть на центральную площадь Шарту в надежде, что вот-вот увидит, как к школе подходит Тави. Но того все не было. Хинта уже подумывал вернуться в свою аудиторию, когда услышал чьи-то шаги и звук резко раскрываемой двери.
— Ивара Румпа, — обвиняюще спросил женский голос, — Вы — хару? Это правда?
Слова «хару» Хинта не знал, поэтому подумал, что ослышался. Но он узнал голос. Тот принадлежал Лартриде Гарай. Она была учителем языка и директором школы. Это на ее имя он вчера составлял ведомственное письмо.
— Да, правда, — ответил ей какой-то мужчина.
— Хару обязаны сообщать о своей болезни! И не в первый день работы, а при трудоустройстве! В каком положении теперь окажется школа!?
Значит, слово «хару» означало какой-то хронический недуг. Хинта ощутил неловкость из-за того, что подслушивает, и хотел было уйти. Но взрослые были между ним и лестницей, ведущей обратно на первый этаж, и он подумал, что, если его увидят, ему придется объяснять, зачем он пришел в этот коридор. Его паранойя усилилась: теперь он ждал беды не только от сверстников, но и от старших. Обессиленный, он прислонился лбом к стеклу и вынужденно продолжал слушать.
— Вы можете меня уволить.
— Вам прекрасно известно, что Ваше увольнение сейчас будет катастрофой. Вы взяли на себя целых три предмета, и расписание старших потоков распадется, если Вас снять! Вот в какое положение Вы поставили школу.
Хинта догадался, что директорша ссорится с одним из учителей; он не знал только, с кем именно — среди известных ему не было ни одного по фамилии Румпа. Это вызвало у него удивление, так как он думал, что уже знает весь преподавательский состав школы. Неужели учитель был новым?
— Тогда не увольняйте меня. Нужно соблюдать всего несколько условий, и у Вас не возникнет с моей болезнью никаких проблем.
— Теперь я понимаю, почему Вы приехали сюда! Хару не так-то легко найти работу в Литтаплампе!
— Поверьте мне, эта болезнь не будет помехой.
— Но Вы приехали сюда из-за нее. А все остальное, что Вы мне наговорили о своих исследованиях — это была просто чушь!
— Вы знаете, что неправы. У Вас все еще есть друзья в университете Кафтала. И я уверен, что Вы наводили справки о моей научной карьере.
Значит, учитель был с той стороны Экватора — это вызвало у Хинты какую-то смутную ассоциацию. Теперь даже голос этого человека казался ему знакомым. Однако прошли долгие секунды, прежде чем он, наконец, вспомнил — странную встречу у тихоходной дороги, приезжего молодого мужчину, который прямо с поезда пошел в ламрайм; и еще Хинта вспомнил, как Тави увлекся тогда этим человеком.
— Да, я наводила справки. За всю свою жизнь Вы лишь несколько месяцев работали на полную ставку. Разумеется, я не могла узнать больше. Но меня насторожило, что специалист такого уровня работает почти бесплатно.
— Я написал три книги. Это тоже работа, и за нее тоже платят. Она занимает время, но не оставляет следов в базе данных университетского отдела кадров.
Хинта вдруг осознал, что за весь разговор этот человек ни разу не повысил голос. Он беседовал со своей начальницей так спокойно, словно был для нее вне досягаемости. А ведь она действительно могла его уволить. И что бы он тогда стал делать — безработный чужак в Шарту, уже лишившийся возможности вернуться назад к прежней жизни?
— Я признаю, что сознательно не стал ставить Вас в известность о своей болезни.
Гарай возмущенно фыркнула.
— Мне хотелось здесь работать, и я повел себя, как любой благоразумный соискатель на собеседовании — рассказал о своих сильных сторонах и умолчал о слабых. Мне не за что перед