Одно за другим с губ срывались магические заклинания и летели в сторону преподавателя, только вот они не причиняли ему никакого вреда. Скобенский стоял неподвижно и наблюдал за мной с оскалом хищника, загнавшего свою жертву в угол.
Попусту истратив большую часть своего магического резерва, я стала пятиться назад, до тех пор, пока не уперлась в стол.
— Спасибо, ты наполнила мне до отказа практически все накопители. Кто бы мог подумать, что наша Элла такая сильная. Я же тебе говорил, что магия здесь не работает, я же тебя предупреждал, — наблюдая за моим выражением лица, Лионис стал медленно приближаться. — Но ты меня почему-то никогда не слушаешь.
Крик отчаяния, сорвавшись с губ, отразился от стен и затих.
— Помогите. Помогите. ПО-МО-ГИ-ТЕ.
— Кричи Элла, кричи. Меня это возбуждает. Кричи громче, здесь тебя никто не услышит и никто не придет к тебе на помощь. У меня в кабинете нет окон, а в дверь встроен магический замок, который могу открыть только я. Смирись с тем, что ты здесь надолго, и учись слушаться и подчиняться, от этого теперь зависит твоя жизнь.
Лионис наслаждался моей беспомощностью, он упивался моим страхом. Он стоял передо мной обнаженный, с нахальной улыбкой, с безумным взглядом и подрагивающим от возбуждения членом.
— Сейчас мы с тобой начнем первый урок. — Растягивая слова, Лионис неспешно поглаживал свой выросший до огромных размеров фалос. — Элла ты будешь кричать, принимая меня вовнутрь, но не от наслаждения, а от боли. Ты будешь кричать громко, надрывисто, во всю мощь своих легких, потому что меня это заводит и возбуждает. Мне нравится, когда кричат. А если меня не удовлетворит твой крик, то я начну вырезать на твоей коже слова. Ты меня слышишь?
Не доверяя голосу, кивнула, лихорадочно соображая, что можно предпринять для своего освобождения, а заодно ища пути отступления.
— Сними с меня проклятие, — Лионис не мигая смотрел мне в глаза.
— Вы о чем? — я попыталась изобразить на лице недоумение.
— Ведьма, сними проклятье, или пожалеешь, что на свет родилась, — Лионис с каждым шагом сокращал между нами расстояние, а я, отступив в бок, стала обходить стол. Рука коснулась стула и я решила, что именно он станет моим оружием. Бежать все равно было некуда, а значит, придется защищаться.
— Не выводи меня из себя. Делай, что приказываю, — Лионис наступал на меня, гипнотизируя взглядом.
— Как скажешь мой повелитель, — произнесла, делая шаг вперед и дотрагиваясь левой рукой до щеки преподавателя.
Не ожидавший от меня такой покорности Лионис обескураженно замер и именно в этот момент, я со всей силы, на которую только была способна, правой рукой в которой зажала спинку стула, ударила преподавателя по спине. Скобенский взвыл от боли, а я, отскочив от него подальше, схватила еще один стул.
Когда мужчина поднял на меня черный злобный, горящий ненавистью взгляд, я заметила, как заострилось и вытянулось его лицо, как появился длинный чешуйчатый хвост, а вместо ногтей на руках мужчины выросли когти.
— Ящер, — выдохнула. Понимая, что жить мне осталось считанные минуты.
Считалось, что всех ящеров давным-давно истребили. Это была вынужденная мера, так как данный вид оборотней мог из-за одного единственного слова стать агрессивным и неуправляемым. А еще ящеры не успокаиваются, до тех пор, пока не отомстят тому, кто их обидел, как правило, ящеры своих жертв душили хвостом.
— Одумайтесь, — попыталась достучаться до разума Лиониса, — мы же в академии. Куда вы мой труп денете?
— Съем, — Скобенский произнес это с таким спокойствием, что у меня внутри все упало, — но вначале, ты будешь выть от боли, до тех пор, пока не снимешь с меня свое проклятие. Элла, умирать можно долго, мучительно долго. Можно годами страдать от нестерпимой боли, когда каждое мгновение кажется вечностью, а пронзительная боль поглощает все, не оставляя ничего и тогда смерть приходит как спасение. Смерть избавляет от мук и ее не надо бояться, потому что мы все умрем.
— Отпустите м-меня. Я никому ничего не скажу. Клянусь вам, все, что здесь произошло, останется только между нами.
— Ты и так никому ничего не скажешь. Ты умрешь, но перед этим Элла, ты должна расплатиться за все что натворила.
— Я ничего не делала, — я смотрела на бесстрастное лицо ящера и чувствовала, как по моим щекам вновь побежали слезы.
— В том-то и дело что ты ничего не делала. Ты не училась. Ты, находясь в аудитории, не слушала меня, Элла, ты постоянно меня игнорировала, ты что-то писала, в то время когда я рассказывал о змеях и ящерах. Я рассказывал о себе, а ты не слушала, — похоже Лиониса это больше всего задело. — А потом ты и вовсе всю пару проспала, после чего не посетила ни одно мое занятие. Так что ты, Элла, заслуживаешь наказания. Ты даже ублажить меня не смогла, а ведь если бы ты меня не оттолкнула, я бы тебя отпустил. Так что ты сама виновата, — нашел он себе оправдание.
Я готова была согласиться с тем, что виновата, а еще признаться в том, что была не в себе в тот момент, когда перешагнула порог этой комнаты.
— Так уж и быть напоследок я предоставляю тебе выбор. С чего предпочитаешь начать, со снятия с тебя кожи? — В руках Лиониса появился нож. — Я ее медленно, сантиметр за сантиметром буду сдирать с тебя, отрезая кусочек за кусочком. Ты будешь кричать, и молить о пощаде, а я буду продолжать тебя резать. Или же мы начнем с того что ты меня ублажишь?
— Если вы снимете с меня кожу, то навряд ли я после этого смогу подняться.
— Намек понят, последнее твое желание будет исполнено, только учти, что я предпочитаю жесткий секс. На тебе живого места не останется после того как мы закончим.
Страх, паника и ужас всего происходящего, прошлись по нервам волной отчаяния. Второй стул, в который я вцепилась, и которым приготовилась защищаться, ящер вырвал у меня из рук и отшвырнул в сторону, одновременно с этим наваливаясь на меня своим телом и опрокидывая на пол.
Ударившись головой о пол, проигнорировала боль, начав отчаянно сопротивляться, пытаясь сбросить с себя Скобенского.
— Давай, давай, крутись, сопротивляйся, — ящер без усилий удерживал мое трепыхающееся тело. А потом полоснул по плечу когтями.
Прикусив губу, мне удалось не закричать. Я только лишь всхлипнула и закрыла глаза, чувствуя, как из раны потекла кровь.
— Что притихла? Страшно? — Скобенский стал водить когтями по моему лицу. — Сейчас я
