Нет, не отпустил — наоборот, прижал, обхватив за талию, но уже поверх шубы. Щека его прижималась к моему виску, и я слышала, как колдун пытается выровнять дыхание. Грудь его вздымалась быстро, сильно, но когда я сделала попытку освободиться, он перехватил меня и стиснул еще крепче.
Несколько секунд я слышала, как тяжело бьется его сердце, а потом он глубоко вздохнул и отпустил меня.
Звезды горели по-прежнему, и Сияваршан и Велюто бежали ровно, не оглядываясь, а Аустерия и Нордевилль летели впереди, указывая дорогу.
Но они были рядом, и в их присутствии, прямо у них на глазах мы устроили это постыдное представление. Мы! Я испуганно облизнула горящие губы. Я устроила!.. Я позволила перейти все границы!..
— Даже не переживай, — сказал Близар, — все это было, чтобы тебя поддержать.
— Я так и поняла, — быстро ответила я.
— Тебе не следует терять голову, — сказал он. — Я понимаю, что все это из-за того осла, Рестарика…
— Точно, — коротко сказала я. — Секундная слабость, хотелось ему отомстить. Но это глупо.
— Отомстить? — спросил он как-то странно, и сразу отвернулся, покашливая, будто у него запершило в горле.
Мы добрались до замка, думая каждый о своем, и призраки не заговаривали с нами, даже Сияваршан не стал дурачиться.
— Сейчас сварю кофе, а вы разожгите камин, — сказала я колдуну так, словно это не мы совсем недавно так страстно целовались. — Будем сидеть возле елки и наслаждаться покоем. А пока мне надо переодеться. Время появляться Замарашке, а Принцессе пора уходить, — и, не дожидаясь ответа, я побежала вверх по лестнице.
Оказавшись в спальне, я закрыла лицо и беззвучно закричала.
Мысли мои метались, как вспугнутые воробьи.
Что ты творишь, Бефана?! Где твоя гордость? Где стойкость? С чего вдруг тебя понесло в объятия колдуна, которого ты презирала, как самое ничтожнейшее существо в мире?!
Но он заступился за меня. Огонь безумия, охвативший меня в санях, сейчас постепенно пригасал. И на смену возбуждению и страсти приходила усталость. Сегодня и в самом деле произошло слишком много, и я почувствовала, что опустошена до самого донышка.
Кое-как переодевшись, я спустилась на первый этаж, посчитав, что если сейчас спрячусь в своей комнате, то потом и вовсе не смогу смотреть колдуну в глаза. Лучше притвориться, что все что было — это ничего не значит. А еще лучше — притвориться, что ничего не было.
Я хотела отправиться в кухню, но Близар окликнул меня из зала, где стояла новогодняя елка:
— Нордевилль уже сварил кофе. Иди сюда.
Две кружки ароматного напитка и в самом деле стояли на серебряном подносе, на столе, а призраков нигде не было видно. В хрустальном блюдечке горкой лежали сахарные конфеты, и я щедро насыпала их в кружки. Конфеты начали таять — ванильные, нежные, как самый чистый снег.
— Сасибо вам, — сказала я, подавая Близару чашку с кофе.
— За что? — он взял чашку, но сразу пить не стал — просто держал ее в руках, словно согревая озябшие пальцы.
— Там, на балу вы трижды вступились за меня, — сказала я, забирая свою чашку и усаживаясь возле камина на брошенную диванную подушку. — Это для меня очень много значит. Я ведь и в самом деле выгляжу, как ваша содержанка. Но вы так ловко все повернули, — я принудила себя засмеяться. — Все так забавно! Особенно мачеха была потрясена, когда Аустерия заявила, что найдет мне кого получше, чем граф Близар. Пейте кофе, пока не остыл. Кофе надо пить горячим, тогда он бодрит лучше, чем вино. Он проясняет ум, делает душу тверже, а тело — крепче. Так говорила моя мама.
Колдун слушал меня, но напиток так и не пригубил, а держал чашку перед собой, глядя, как тают сахарные конфеты.
— Самое обидное, что сейчас они что-нибудь скажут папе, — сказала я с досадой. — Какую-нибудь гадость. Мачеха, может, не скажет. А вот Мелисса или Ролнад…
Я сделала глоток. Горячий кофе обжег сердце, а на языке осталась сладость растаявших конфет. Какое блаженство пить кофе в теплой комнате, у огня, когда за окном трещит мороз.
— Подойди ко мне, — сказал вдруг Близар, поставив чашку на стол.
Помедлив, я оставила чашку на камне возле камина и подошла.
— Хотите спать? Постелить вам постель? — спросила я.
Он посмотрел мне в глаза и вдруг взял меня за руки, сжал, губы его дрогнули, и я почувствовала, что именно сейчас происходит что-то волшебное, что-то по-настоящему сказочное, и затрепетала, как в детстве, преддверии Рождества, когда смотришь в черное небо и ждешь — когда же загорится первая звезда!
Может, сейчас он еще раз поцелует меня, а может, скажет, что мачехе надо преподать урок до конца, и следует пожениться… Я спохватилась, что думаю невероятные глупости, но тут Близар заговорил:
— Бефана… — произнес он глухо, как будто желая и не решаясь что-то сказать.
— Да? — прошептала я.
есколько секунд он словно боролся с собой, а потом отпустил меня и улыбнулся:
— Да, постели постель, устал. И поздно уже.
Волшебство рассеялось, я вернулась, забрав чашку, в которой плавала белая некрасивая лужица, пахнущая ванилью.
Теперь допивать кофе не было смысла. И радоваться тому, что Близар и призраки вступились за меня на королевском балу — тоже не стоило. Господин граф поступил благородно, можно сказать — спас мою честь. И быть недовольной по этому поводу — верх глупости. Но я был недовольна, я была разочарована, хотя и старалась заглушить это чувство. Может, всему виной — этот дурацкий поцелуй в санях?..
С чего бы мне разочаровываться?..
Но словно кто-то невидимый подкрался и шепнул на ушко: разве ты не хотела, чтобы все это было по-настоящему?..
Разве я этого хотела?..
Да ну!
Тряхнув головой, чтобы прогнать ненужные мысли, я отправилась в спальню. Близар пришел чуть позже, когда я уже взбивала подушки. С ним явилась и Аустерия, и ее голос я услышала еще из коридора. Ей не терпелось поговорить о празднике, но Близар отвечал односложно, и когда она появилась в спальне, вид у нее был недовольный.
— Хоть ты скажи, Бефана, — обратилась она ко мне, обиженно надувая губы, — я ведь смотрелась ничуть не хуже придворных дам!
— Вы были великолепны, — заверила я ее.
Близар сел в кресло и подпер рукой голову, закрыв лицо. Я подумала, что он слишком сильно утомился, проведя столько времени вне замка, и поглядывала на него с тревогой, не забывая восторгаться Аустерией, которая неудержимо расхвасталась.
— Я чуть не расхохоталась, так нее глаза вытаращились! — потешалась она. — Казалось, еще чуть-чуть, и твоя мачеха зубами заскрипит, Бефана!
Взбив перину, я расстелила простынь, разложила одеяло и спустилась по лесенке. Аустерия так разошлась, рассказывая то, чему мы совсем недавно были свидетелями на балу, что кивнула слишком энергично, и ее змеевидные волосы разорвали сетку и выбрались наружу. Они сразу же смахнули со
