— Все к лучшему, — быстро ответила я.
— Я опасался, что из-за этого в семье будет некое напряжение… Хотя Кларисса уверяла меня…
— Не волнуйся, не будет никакого напряжения, — заверила я его, поправляя подушку у него под спиной и подтыкая одеяло, а потом села на край кровати и глубоко вздохнула, переходя к главному разговору: — Пап, а где вы познакомились с мамой? Никогда об этом не спрашивала, но вдруг подумала — ты знал ее отца? Барона, который был знаком с прежним графом Близаром?
— Нет, не знал, — отец покачал головой и посмотрел на портрет, лежавший на столе. — Когда я ее встретил, она жила в столице, в доме…
— На площади? — закончила я почти испуганно.
— Да, там еще при входе статуи в виде единорогов.
— Но почему мама жила не с семьей, а в столице? Почему?
— У нее были какие-то ссоры с отцом, — ответил папа рассеянно, забирая портрет и начиная снова рассматривать его, — она и потом не хотела общаться с родней.
— Ты чего-то мне не договариваешь, — я положила руку на край рамы, чтобы папа обратил внимание на меня.
Но он молчал, и это разозлило меня.
— Папа, лучше сказать правду, — сказала я решительно. — Твоя жена говорила мне кое-что, но я не верю, что это мама была с ней так откровенна. Значит, госпожа Кларисса узнала это от тебя.
— Что она сказала? — спросил отец почти испуганно.
— Что моя мама была в замке Близаров еще до замужества с тобой. Это так?
По его молчанию я сразу поняла, что это правда. Правда!
— Папа! — воскликнула я.
— Да, — признал он, — это я рассказал. Ты же знаешь, что между мужем и женой не должно быть секретов. Стефания была в замке Близаров, и граф щедро ее наградил. Но честь твоей матери не пострадала, можешь мне поверить. Поэтому я убежден, что все сказки про страшных Близаров — лишь сплетни. Ведь его сын и нам потом помог, и к тебе относится хорошо. Ведь хорошо, Фани? Я ведь вижу, что граф очень привязан к тебе…
— Да, папа, очень хорошо, — ответила я, постаравшись, чтобы слова прозвучали максимально искренне.
В спальню заглянула мачеха. У нее на шее уже красовалось рубиновое ожерелье, и платье она надела, чтобы подчеркнуть яркий цвет камней — светлое, бледно-желтое.
— Бефаночка, — позвала она сладко, — ты привезла столько платьев, я думала, ты хочешь остаться… или это подарок? Для Мелиссы?
Я оглянулась и некоторое время смотрела на ее холеное, румяное лицо. Теперь я не сомневалась, что решила правильно — мне надо уехать из Любека и никогда сюда не возвращаться. Как уехала моя мать и предпочла не возвращаться к своей семье. Да, я буду скучать по отцу. Но не слишком. Потому что я уже — не часть его жизни. Я как отголосок воспоминания — о том, что было, что было мило, но прошло и никогда не вернется. Его жизнь — это госпожа Кларисса и Тиль. А я… как-то так получилось, что теперь в моей жизни нет места Любеку. Любеку со всеми его простыми радостями и незамысловатыми обидами. Он прошел, как детство. Я буду вспоминать его с теплотой, иногда — с грустью, но вернуться сюда невозможно. Мне вдруг страшно захотелось снова на снежную пустошь, в мрачный замок Близаров, с могильным склепом в подвале, где в полутемных коридорах бродят призраки, а в кухне жмутся к колдовской печи снежные духи, где синеглазый колдун занимается какой-то ересью — совершенно ненужной, аморальной, и страдает от этого еще больше, чем девицы, не понимающие, что честь дороже серебра. Я вдруг отчетливо поняла, что Близар страдает. Ему не нравится такая жизнь. Что это? Мои мысли? Мои убеждения? Или… или кто-то другой нашептывает мне об этом?
Мачеха ждала ответа, а я улетела куда-то в подзвёздные дали. Мне казалось — еще немного, и я обо всем догадаюсь, сейчас я всё пойму… Только надо сложить…
— Это ведь подарок для Мелиссы? — напомнила о себе мачеха.
Я очнулась от странного оцепенения, и разгадка, которую я чуть было не поймала за хвостик, лопнула мыльным пузырем. Мачеха смотрела на меня с жадным ожиданием, и я почувствовала, как ненависть к ней сменяется усталым раздражением. Наверное, именно это чувствует Близар, когда общается с людьми — раздражение от их тупости, жадности, ненасытности…
— Вы ведь уже выпросили рубиновые ожерелья для себя и своей дочери, — сказала я медленно, и глаза мачехи изумленно округлились, а рот приоткрылся, придав ей совершенно идиотский вид. — Неужели, вам все мало? — продолжала я, не обращая внимания, что отец взял меня за руку, пытаясь успокоить. — Почему вы с таким упорством пытаетесь заполучить чужие деньги, драгоценности, платья, женихов, мужей?
— Что ты говоришь?! — ахнула мачеха.
— Мелиссе придется довольствоваться моим бывшим женихом, — сказала я, целуя отца в щеку. — Платья пригодятся мне самой, и пояснила: — Это подарок. Подарок мне. А подарки — не передарки.
Мачеха посторонилась, когда я выходила из комнаты, и сразу прикрыла за мной двери. «Она ужасно со мной обращается…» — услышала я ее голос, но это уже не имело никакого значения.
Провожать меня собралось полгорода. Было много детей, и я раздарила им все сладости, что нашла в коробках. Тиль хвастался серебряной саблей, и не слишком грустил, что я уезжаю. Мачеха изображала радушие, ненавязчиво демонстрируя соседям рубиновое ожерелье, расстегнув шубу. Когда мы с Близаром сели в сани, колдун, держа одной рукой вожжи, второй благодарно сжал мою ладонь. Вот так — именно благодарно. Не напоказ, тихонько — нырнул пальцами в мой рукав. Мы до сих пор не сказали друг другу и пары слов, но мне совсем не хотелось говорить, и он не настаивал.
— Ой, что это с вашим платьем, дорогая Кларисса? — спросила вдруг соседка — госпожа Уилберт.
Кто-то охнул, кто-то переспросил, и люди вокруг мачехи заволновались — нахлынули, чтобы разглядеть получше, а потом схлынули, и я увидела, как по желтому платью растекаются красные потеки, а мачеха пытается стряхнуть их и скидывает шубу, чтобы не запачкать и ее. Великолепное рубиновое ожерелье, которым она хвасталась, растаяло, как окрашенный лед, безвозвратно губя нарядное платье.
Сияваршан захохотал, чем вызвал еще больший переполох, кони дружно рванули галопом, сани помчали по улице, и вдруг взмыли в воздух, к огромному восторгу всех зевак. Люди хлопали в ладоши, мальчишки кричали, но вскоре все заглушил свист ветра в вышине.
— Хорошо пошутил, Близарчик! — заорал Сияваршан. — В жизни не видел такой потешной физиономии!
Но мне было не смешно. Я осторожно освободила руку из руки колдуна, и он тут
