Часы в зале пробили полночь, я вздрогнула и очнулась, сбрасывая колдовской морок.
Эрна, до этого глядевшая на меня пристально, жадно, вдруг зашипела и вцепилась мне в плечо, как когтями.
Сжав виски, я ощутила слабость и дурноту, и вдруг поняла, что все это — ложь. У Близара вовсе не ледяное сердце. Ведь я сама видела его печаль у могилы матери, я чувствовала его радость, когда он дарил конфеты детям… Ледяное сердце на это не способно…
— Нет, — сказала я и сбросила руку Эрны. — Маска принадлежит Николасу, и только он решит, что с ней делать.
— Ты ведь любишь его, — Эрна заговорила вкрадчиво, проникновенно, и опять потянулась к моему плечу. — Ты любишь его, Бефана Антонелли, и ты пойдешь со мной и отдашь мне маску…
Но ее чары уже не действовали на меня.
— Вы обманываете, — сказала я, отступая. — Вы пытаетесь меня околдовать, я это чувствую!
— Дура! Абсолютная, беспросветная дура! — процедила сквозь зубы ведьма и вытянула руку, развернув ее ладонью ко мне. — Подчиняйся! Приказываю тебе…
Ее голос оглушил меня, голова закружилась, и я послушно сделала шаг к лестнице, будто Эрна подталкивала меня в спину.
Я слышала голос Эрны, но не понимала, что она говорит, но вот в моем сознании прозвучали знакомые строки. Не знаю, я их произносила или нет, но они звучали все отчетливее:
Ты при зимнем ясном дне
Попроси снег об игре.
Пусть она с тобой играет,
Пусть она душою тает.
Как же сладко то влеченье,
Как преступно вожделенье,
Станет дробное единым –
Себе будешь господином…
В какой-то момент я перестала видеть Эрну. Вокруг завихрился белоснежный туман, а потом я разглядела, что это были танцующие снежинки — метель кружилась вокруг меня, вовлекая в танец, и из этой метели выступили шесть призрачных девушек — они кружились вместе со снежинками и протягивали ко мне руки. Совсем как в моем сне, и я сделала еще шаг — навстречу девушкам…
Четыре ослепительные вспышки разорвали метель.
Четыре снежных духа промчались мимо меня — Сияваршан, Велюто, Аустерия и Фаларис. Колдовской сон исчез, и я увидела, что стою на первой ступени лестницы, держась за перила.
Призраки ударили в Эрну, как четыре снежка, пущенных крепкой рукой. Дверь замка распахнулась, и ведьма с воплем улетела в темноту — только мелькнули меховые сапожки.
Скатившись с лестницы, Эрна вскочила, потирая бок, и помчалась через сугробы прочь.
Силы оставили меня, и я тяжело села на ступеньку. Дверь захлопнулась, и вернувшиеся духи встали вокруг меня.
— Как ты, малыш? — спросил Сияваршан сострадательно.
— Влепила в нее всю свою магию, — сказала Аустерия. — А она сильная, эта фон Зоммерштайн.
— Бефаночка тоже сильная, — сказал Сияваршан, помогая мне подняться. — Мало я видел людей, чтобы вот так сопротивлялись магии подчинения.
— У меня сейчас голова лопнет, — пожаловалась я.
— Пройдет, пройдет, — бормотал Сияваршан. — Главное, что она убралась.
— Но это правда? — я остановилась, глядя на призраков. — То, что она говорила? Что маску может собрать только невинная девушка, что сердце… полно любви?
Снежные духи переглянулись, и Сияваршан кивнул:
— Да, тут она не солгала. Мы ждем, что так и случится на протяжении столетий, но девушки не подходят.
— Почему же не сказали мне?!
Сияваршан отвел глаза, и остальные духи затаились, словно я коснулась запретной темы.
— Это опасно, — промямлил Сияваршан. — Некоторые пытались, но ничем хорошим это не заканчивалось. Они становились… вобщем… они… — он покаянно вздохнул и закончил: — Они все умирали, Бефаночка.
— Те шесть девушек, что я вижу, — воскликнула я, пораженная страшной догадкой, — это ведь жертвы? Те, что пытались, но не смогли! Одна из них — девица Изабелла Колвин, которая полюбила первого Близара. Я узнала ее по брошке с зайцем… У барона Колвина — такая же. Я ведь слышала эту песню — про фамильную брошь, ее пел старик…
— Ее любовь оказалась не так сильна, — перебил меня Сияваршан. — Поэтому не думай об этом. Мы не хотим рисковать тобой.
Аустерия покачала головой, а Велюто заскреб когтями и жалобно замяукал. Лишь один Фаларис остался бесстрастным, лишь поглядывая на нас по очереди поверх очков.
— Почему же не думать? — произнесла я медленно, и внезапно на сердце стало легко-легко. — Теперь я знаю, что делать.
40
— Что ты задумала? — сказал Сияваршан. — Не делай глупостей! Ты не любишь Николаса!
— Как узко вы мыслите, тысячелетние снежные духи, — поругала я их. — И ваш хозяин, и даже Эрна. Причем тут любовь к Николасу? А как же вы? А как же Хольда, которую заперли здесь заклятьем? Разве вы не достойны любви?
— Э-э… — Сияваршан проблеял что-то непонятное, а остальные духи замерли, словно я сказала что-то, выходящее за пределы их понимания.
— Вы столько помогали мне, — сказала я искренне, — вы были ко мне добры, когда я только появилась здесь, нарядили меня, как принцессу, на королевский бал… Да за это время мы с вами стали настоящими друзьями! Разве это — не любовь?
— Друзьями? — сказала Аустерия тихо.
Велюто превратился в белку и бросился мне на грудь, повизгивая, и я потрепала его по голове.
— Конечно, друзьями, — я посадила Велюто себе на плечо. — Поэтому никаких сомнений — я могу освободить вас, и я приложу все силы, чтобы это сделать.
— А Николас? — спросил Сияваршан, и по голосу я поняла, что он потрясен.
— Мне жаль его, — сказала я после недолгих раздумий. — Я благодарна ему, что он позаботился обо мне — и на королевском балу, и когда ездил в Любек. Сказать честно, даже мой отец… — я удрученно покачала головой и замолчала, а потом заговорила преувеличено-весело. — Но говорить, что это — любовь?.. О, нет! Слишком мало я его знаю, и слишком мало он сделал, чтобы его можно было полюбить. Все! — я бодро прихлопнула в ладоши. — С завтрашнего дня мы начнем дело по вашему спасению!
На следующее утро, выспавшись и позавтракав, я приступила к выполнению намеченного плана, сначала проверив Близара. Он крепко спал, и теперь поседевшие пряди покрывали его голову до макушки. Я отошла от его постели на цыпочках, чтобы не потревожить его сон, и, вооружившись метлой, в сопровождении духов, которые смотрели на
