На завод меня все-таки взяли, с некоторыми заминками и недоуменными переглядываниями. В глазах сквозила легкая неуверенность, но звонок с предложением занять одно из руководящих постов все посчитали странной шуткой. Правда, в ней никто так и не признался.
Я оформила медкнижку, почти без удивления узнав, что навсегда распрощалась с небольшой близорукостью, гастритом и еще парой болячек, сопровождавших меня всю жизнь. Благодарность испытывать получалось, но не удивление.
Предложили должность оператора-наладчика производственного оборудования, что с моим программированием было связано хотя бы посредством наличия программного управления на этом самом оборудовании. Два месяца обучения на практике, и теперь я официально трудоустроенная рабочая единичка, 2/2 вываливающаяся из автобуса на территории предприятия и зевающая во весь рот. Работающих на заводе мужчин, которых там было нимало, я без зазрения совести сторонилась и обрывала все попытки наладить внерабочее общение. Обнаружила, что никакого испуга от чужих прикосновений тоже не осталось, я спокойно могла повернуться к человеку спиной или сама дотронуться до него, но это тоже оказалось неважным.
Кошмары со сценами детства отправились в ящик «неактуально». Больше меня ничего не мучило. Все драматичные моменты слились в один не очень качественно смонтированный фильм и почти забылись, видимо, их тоже вытащили. Выходит, врал он все-таки не во всем.
Мысли о том, что наказанием была смерть, я гнала от себя как могла. Это было просто нечестно, нелогично и неправильно, и верить в такую мстительность мне не хотелось. Но то ощущение внезапного обрыва, потери, пустоты внутри…
Проще было считать, что он уехал. Просто уехал по своим, недоступным моему пониманию делам. Ничего такого.
На развод я подала в январе, как только Вадима выписали из больницы. Встретила его в торговом центре, сразу после новогодних выходных — именно в это время меня опустило окончательно и я могла получать какое-то удовольствие от прогулок и бездумных блужданий по магазинам.
Он был не один. С удивлением, довольно равнодушным, надо признать, увидела рядом с ним знакомую девушку. Деловито закопавшись в бесконечный ряд вещей, Анна то и дело выуживала оттуда очередной свитер, что-то вполголоса выговаривая отстраненному Вадиму.
Я разглядывала его через стеклянную перегородку. Отросшие светлые волосы, собранные на затылке, гладко выбритый подбородок, глаза какие-то…нездешние, равнодушные. Человек, стоявший всего в нескольких метрах от меня, казался намного старше и серьезней, чем та картинка, которая оставалась в моей голове со времени наших отношений. Впрочем, теперь он стал совсем чужим, и на воспоминания этот новый Вадим упорно не накладывался.
Вечером я сидела, сжимая телефон в руке, и не могла придумать, как начать разговор. Помнит ли он, что с ним было, или нет? Хорошо, что он не один…
Надо было закончить с этим. Набрала сообщение.
«Привет. Видела вас в магазине. Надеюсь, у вас все хорошо. Надо бы документы в порядок привести»
Несколько минут после прочтения диалог оставался пустым. Несколько раз появлялась надпись «печатает сообщение», но пропадала.
«Привет»
Короткое слово повисло между нами, как последняя тоненькая ниточка. Любое неловкое движение, и оборвется.
«Говорят, я тебя преследовал. Надеюсь, не сделал ничего плохого. Почти не помню. Извини»
Я выдохнула. Никаких эмоций к Вадиму у меня не осталось давно, а жить с воспоминаниями о собственной ненормальности или о том, как тебя превратили в живой манекен, врагу не пожелаешь. С чистого листа начать будет легче.
Нет, измена изменой, но за свой поступок он получил сполна. Впрочем, как и я уже получила — за все свои ошибки, с доплатой.
В начале февраля я получила бумагу о расторжении брака. При встрече мы с Вадимом так и не нашли сил поговорить нормально, общая неловкость сковывала. Взаимные уверения в том, что все отлично, прямо-таки замечательно, за откровенный разговор принять было сложно. Сильно мешало еще и недоумение в глазах бывшего мужа. Он смотрел на меня так, как будто мучительно пытался вспомнить, что же нас связывало и за каким таким чертом он вообще на мне женился. Иногда это непонимание накатывало на него настолько сильно, что он сбивался и договаривал фразу на автомате.
Подумав еще пару дней, связалась с Анной.
Куда девалась моя робость? Какое-то сосредоточенное, почти лишенное эмоций состояние.
Девушка не особо была рада меня услышать, но понимала, что никакой вражды и причин для нее нет. Когда Вадим попал в клинику, единственный номер, который он помнил и просил позвонить, был номером Анны. Некоторое время она исправно навещала его, проникаясь сочувствием, а после выписки забрала к себе, поскольку бывший муж стал совсем другим человеком, и этот новым Вадим был ей намного ближе, чем предыдущая версия.
Хорошо ему память стерли, вместе со всеми чувствами и воспоминаниями обо мне. А вот ее оставили…
Отчим поправился, но теперь не только я старалась не идти на контакт — он тоже начал сторониться меня. Я же совсем перестала его бояться, увидев, как быстро он превратился в сильно пожилого мужчину с дрожащими губами и трясущимися руками. Мама некоторое время пыталась разгадать очередную загадку, но решила, что все дело в его болезни, мое же поведение никак и не менялось. Впрочем, между ними явно что-то было не так, но я не спрашивала и не пыталась влезть. Возможно, это малодушие, но мне было все равно. Взрослые люди, разберутся сами.
Словно разозлившись на саму себя, я отчаянно старалась изменить свою жизнь всеми доступными способами. Работала практически наизнос, частенько оставаясь дольше законной двенадцатичасовой смены, следя за работой более опытных наладчиков, непрерывно теребила их, пытаясь разобраться в каждой мелочи. Уже за первую неделю приобрела стойкую репутацию бесцеремонной, наглой и неугомонной девчонки, которая, однако, работать явно стремится. Это вылилось в отсутствие дружеских контактов, с другой стороны, зачем они мне нужны?
Даже музыка, теперь звучавшая в моих ушах по утрам, была совсем другой.
В общем, время шло. Я даже уже не вглядывалась в лица в поиске хоть кого-то знакомого. Клянусь, в первые дни я бы и черноглазому обрадовалась, как родному. Сначала я до безумия хотела знать; потом я стала опасаться узнать случайно. Как я могу отреагировать на весть о Пашиной смерти, я даже представить не могла.
Лера восприняла все произошедшее как личную беду, хотя и знала только с моих слов о том, что мы расстались из-за серьезных расхождений во взглядах. Расхождение во
