— Я сказал, чтобы меня до утра не трогали, — прошипел министр, Двейн понизил голос:
— Вы сказали принести, как только будет готово.
— Давай, — министр нервно взял бумаги, потёр лицо и бросил: — Свободен. И чтобы я больше никого здесь до утра не видел.
Двейн виновато поморщился, кивнул, но не ушёл, ещё тише cпросил:
— Я могу поговорить с госпожой?
— Нет! — рыкнул министр, увидел расширившиеся от страха глаза Вероники и бросил: — Говори! — стремительно вышел из библиотеки и хлопнул дверью, заставив дёрнуться обоих.
Двейн медленно выпрямился и шёпотом спросил:
— Я невовремя?
— Да, — так же шёпотом ответили Вера, он виновато поджал губы:
— Простите.
Она вяло махнула рукой, вздохнула и спросила:
— Ты как?
Он повторил её вялый жест, отметающий мелочи, виновато опустил голову:
— Я должен извиниться, госпожа.
Она нервно фыркнула и с сарказмом выдохнула:
— Вы с папиком точно родня, оба сначала говорите, что думаете, и делаете, что хочется, а потом приходите такие правильные, типа "я должен извиниться". Вроде как "я не считаю, что не прав, но воспитание, все дела".
— Я неправильно выразился, — вздохнул Двейн.
— Всё ты правильно выразился, — поморщилась Вера, — и сказал ты всё правильно, не надо передо мной извиняться, я не в обиде. Просто знай на будущее, что я странная Призванная, и что если какая-то сука будет на тебя вякать, я дам ей по морде.
Он коротко рассмеялся, понизил голос и сказал:
— Говорят, Старая Лама до сих пор заикается.
— Зато истерия прошла, — пожала плечами Вера, поправила на руке воображаемые перстни и гордо заявила: — Доктор Вера лечит всё.
Он прыснул, поклонился и ушёл, продолжая смеяться.
Вероника медленно выдохнула, посмотрела на дверь, поправила волосы. Ей было страшно туда идти.
"Интересно, он слышал? А понял?"
Всё казалось таким глупым и неправильным, ей хотелось отмотать время назад и промолчать.
"Рано или поздно мне придётся отсюда выйти, так что лучше рано, пока я не успела себя накрутить."
Смелости не прибавлялось, она собралась, взялась за ручку двери, провернула и открыла. И дёрнулась, увидев министра прямо перед собой, он опирался о подоконник и смотрел в бумаги. Вера нервно улыбнулась:
— Подслушиваете?
— Ага, — кивнул он, не поднимая глаз, она фыркнула, тоже отвела глаза:
— Сейчас переоденусь и пойдём ужинать.
Он молча кивнул, она опустила голову и прошла мимо в спальню, стала дрожащими пальцами разматывать пояс, её колотило.
"Хорошо, что я вышла сразу"
Аккуратно разложив платье на кровати, она взяла с полки какую-то рубашку, потом пакостно улыбнулась и взяла ту, у которой был вырез на спине.
"Вам ведь нравится смотреть на мои мурашки, господин министр? Нравится, я знаю."
В памяти возникло то утро, когда она поймала его на рассматривании этого самого выреза. Щекочущий нервы взгляд, невесомо касающийся открытой кожи…
"О чём я думаю…"
Она застыла и крепко зажмурилась, вспоминая, чем закончилась та прекрасная ночь.
"И вообще, он уже сказал, что между нами ничего не будет, это от нас не зависит. А я чуть не ляпнула такую глупость, чёрт… Что за день сегодня, прокол на проколе."
Решительно отложив рубашку с вырезом, она достала самую закрытую, надела штаны и юбку, кобуру с револьвером, кофту. Посмотрела в зеркало и обречённо выдохнула — волосы за день превратились в кудрявый колтун, прочесать такое будет очень сложно.
Махнув рукой, она заколола их как есть, использовав одну из шпилек из того самого сундука, со смешанными чувствами посмотрела на платье и сундук.
"Чем это всё считать? Средствами маскировки в исключительно деловых целях, или всё-таки личными подарками со смыслом?"
На миг закрыв глаза, она опять погрузилась в тот момент, когда почти сказала ему…
"А если бы сказала? Если бы Двейн не пришёл?"
В голове взорвались горячие видения лихорадочных неудержимых поцелуев, крепких объятий, вулканической страсти сорвавшегося с цепи министра Шена…
"Нет.
Господи, Вера, какая же ты дура. Размечталась, фантазёрка, блин.
Не было бы никаких поцелуев, о чём ты?!
Он бы просто промёрз, как обычно, сказал бы что-нибудь осуждающе-деловое и ушёл. И потом было бы очень стыдно.
Надо сделать вид, что ничего не было.
У меня получится."
Она в последний раз посмотрелась в зеркало, поправила волосы и вышла на кухню, осторожно посмотрела на министра Шена и тут же отвела глаза, пошла к холодильнику. Он сидел за столом, мрачно глядя в бумаги, но как ей показалось, не читал, а просто прятал взгляд, как и она.
"Он всё слышал…"
Вероника стала доставать еду, поставила греть и осталась стоять у плиты, просто чтобы не садиться за стол. Почувствовала спиной медленный изучающий взгляд, голос министра был тихим и насмешливым:
— Замёрзли?
Она натянуто улыбнулась и промолчала, понимая, что не сможет сказать "да" — "часы истины" её выдадут. Ей было жарко. Всё тело горело жаром, она боялась представить, насколько она сейчас красная.
Министр тихо рассмеялся и зашелестел страницами, потом попытался изобразить серьёзность, но улыбку в голосе скрыть не удалось:
— А что вы хотели сказать по поводу украшений, перед тем, как Двейн вас перебил?
— Не важно, — смущённо отмахнулась Вера, — я передумала. Если вы считаете, что это необходимо, я буду их носить… и буду делать всё, что нужно. И не буду то, что нельзя.
Он чуть удивлённо хмыкнул, вздохнул и тихо сказал:
— Правильно. — Веронику насторожил его голос, она обернулась, пытаясь понять, послышалось ей или нет сожаление и разочарование в его голосе, но его лицо было непроницаемым, а глаза мрачно смотрели в лист. Он невесело усмехнулся и повторил: — Правильно. — Медленно глубоко вдохнул и выпрямился, разминая плечи, как будто сидел так уже много часов, собрал бумаги и убрал в сторону, откинулся на стену, беззаботно улыбнулся: — Вы говорили, у вас много вопросов?
— Да, — схватилась за тему Вера.
— Задавайте, — щедро кивнул он.
— Кто такая Старая Лама и почему её все знают?
— Хороший вопрос, — чуть улыбнулся министр. — Она известна на весь Оденс, как самая ярая ненавистница цыньянцев и противница смешанных браков.
— У неё есть причина?
— О, да, — он улыбнулся ещё беззаботнее, Вера тоже улыбнулась.
«Не верю.
Но сделаю вид, что верю. Мы справимся.»
— Старая Лама была хозяйкой таверны недалеко от рынка. Они с мужем управляли делами вдвоём, у них было двое детей и дела шли неплохо. Когда им перестало хватать рабочих рук, её муж поехал в Четыре Провинции за работниками. После отмены рабства там образовался целый класс людей без конкретного места в жизни, они бродяжничали, прятались от полиции, становились лёгкой добычей для вербовщиков на всякие незкооплачиваемые и тяжелые работы, потому что не были знакомы с законами и не могли толком распорядиться своей свободой. Местные чиновники придумали что-то вроде невольничьего рынка, где собирали рабов, опрашивали, составляли для каждого специальный документ с его навыками и пожеланиями, а потом помогали работодателям и работникам найти друг друга. Этот рынок до сих пор действует, в Четырёх Провинциях толпы желающих уехать работать в Оденс, но сейчас там требования повыше, с обеих
