Когда они вышли, министр долго сопел, вздыхал, потом всё-таки не выдержал и с сарказмом поинтересовался:
— Зачем вам мелки? Нет, я всё могу понять — коллекционный атлас с выполненными вручную цветными иллюстрациями, молескин с золотыми уголками, карандаши, которых у вас в столе море… Мелки и раскраски вам зачем?
— Посажу вас на кухне и заставлю раскрашивать, — развела руками Вера, — говорят, нервы успокаивает.
Он медленно глубоко вдохнул и отвернулся. Вера заглянула в фирменную сумку, пытаясь рассмотреть уголки молескина — в магазине ей даже в голову не пришло, что они могут быть золотыми. Увидела мелки, представила господина министра, со зверским лицом раскрашивающего кораблик, и на неё напало глупое хихиканье, которое через время передалось и министру. Она бросала на него весёлые взгляды, пока он не перестал сдерживаться и не рассмеялся, поднял ладони и кивнул:
— Отличная идея. Попробуем вечером. Придёт Двейн звать меня на тренировку, я скажу: «Сейчас, мне чуть-чуть осталось. Садись, бери мелок, вдвоём быстрее закончим». А то ему всё интересно, чем мы ночами занимаемся, пусть узнает наконец. Сюда, — он кивнул на поворот к арке, Вера осмотрелась — в этой части рынка она не была.
Сразу за аркой закусочные исчезали, по бокам дороги тянулись высокие каменные и деревянные заборы, за ними виднелись верхушки деревьев и изогнутые крыши с драконами на коньках.
— Это цыньянские храмы, — неохотно объяснил министр, кивнул вдоль улицы, — вон там за поворотом начинаются карнские.
Вера внимательно рассматривала заборы и башенки у ворот, высокие арки с надписями, внутренние дворы, которые было видно в открытые ворота. На ближайшей арке сверкали полированным металлом стилизованные иероглифы «любовь» и слитно написанные «уважение» и «поклон», немного покопавшись в памяти, она расшифровала это как «почтение». Весь внутренний дворик занимала небольшая круглая площадь с деревом в центре, дерево было без единого листика, хотя остальные ещё не облетели. На высоком каменном бордюре вокруг дерева были вырезаны иероглифы «мать» и многозначительное «ра», и ещё какие-то мелкие, она не рассмотрела.
На следующей арке было написано: «Любовь и доверие», во внутреннем дворе сверкал бликами пруд, наполовину заросший кувшинками и лилиями, вокруг стояли лавочки, на них сидели пары и одинокие мужчины.
Внезапно её внимание привлёк пристальный взгляд, Вера оторвалась от рассматривания храма и увидела идущую им навстречу женщину в чёрно-белом халате с вышитыми узорами, женщина выбивалась из толпы и смотрела прямо на Веру, а когда поняла, что её взгляд заметили, улыбнулась и поклонилась на ходу. Вера удивлённо кивнула в ответ, проводила женщину взглядом, вопросительно посмотрела на министра:
— Кто это?
— Жрица, — так же удивлённо ответил он. — Я думал, вы знакомы.
— Я её в первый раз вижу, — развела руками Вера и задумалась.
«Мастер Валент говорил, что ему кланяются жрицы…»
Она обернулась и остановилась, но министр неожиданно сильно взял её за плечо и потащил дальше:
— Мы здесь не останавливаемся.
— Я просто хочу спросить…
— Отца Маркуса спросите, — процедил он, ускоряя шаг.
Вера пошла быстрее, стала вертеть головой, пытаясь хотя бы со стороны посмотреть на то, к чему он её так категорично не пускает.
На следующей арке была абракадабра из числительных, которые она поняла только тогда, когда рассмотрела деревянную фигурку трёхногого мутанта во внутреннем дворе — «один за всех и все за одного», ну или что-то близкое. Фигурка выглядела странно и страшно, это трёхногое чудовище вызывало желание сбежать.
«Цыньянское представление о браке, о, да. Беги, детка, беги.»
На другой стороне дороги высилась арка с надписью: «Рост и умножение», ворота были такие богатые, что сомнений не возникало — здесь живут деньги.
Они дошли до угла, повернули и Вера в который раз уронила челюсть — карнские храмы выглядели гораздо круче цыньянских. Она крепче взялась за локоть министра Шена и полностью сосредоточилась на рассматривании, тут было не до того, чтобы смотреть под ноги. Целиком из камня, эти храмы походили одновременно на величественные европейские соборы и готические храмы древней Греции. На ближайшем фасаде были витражные окна высотой в три этажа и монолитные колонны серого гранита, подпирающие свод, украшенный коваными узорами и статуями полуобнаженных мужчин и женщин. Литые картины на воротах изображали сцены пиров — там ели, пили и танцевали.
— Здравствуй, красавица.
Вера вздрогнула и повернулась к говорящему, неуверенно улыбнулась и кивнула на ходу:
— Здравствуйте.
Молодой парень в светлом длинном халате, настолько неприлично красивый, что рядом хотелось поискать режиссёра и оператора. Он широко улыбнулся, сверкнув идеальными голливудскими зубами, отпил вина из серебряного кубка, небрежно поправил длинные выгоревшие волосы, протянул ей руку:
— Давай дружить.
Вера автоматически вцепилась в локоть министра сильнее, тот мрачно оттолкнул руку парня и ускорил шаг, бросив ему:
— Не хватало ещё, чтобы она с тобой дружила!
— Пусть сама решит, — улыбнулся ещё радостнее парень, вприпрыжку догоняя их и опять приставая к Вере: — Красивый? Тебе же нравится?
«Ты или храм?»
— О, я — без сомнения! — рассмеялся он, — но храм тоже. Пойдём, я тебе покажу, он изнутри ещё красивее!
— Вин, отцепись! — рыкнул министр, — она с тобой не пойдёт.
— Ну почему ты так уверен? Вдруг я понравлюсь ей больше, чем ты? Ты уже поди и веселиться-то разучился, а? Ты стареешь, Шен, а я — нет. Я лучше.
— Уйди, — бросил министр.
— Какой-то ты стал неприветливый. Ты когда пил в последний раз? — парень обогнал их и пошёл спиной вперёд прямо перед ними, отпил из кубка, напоказ задумался и озарённо распахнул глаза: — Ого, почти две недели прошло! А до этого и ещё больше. И поводы всё какие-то дурацкие — то за компанию, то ради дела. Шенни, друг мой, мы ведь были такой командой! Ты умел развлекаться, знал толк в веселье, что с тобой случилось?
— Повзрослел, — с сарказмом фыркнул министр. Парень комично схватился за сердце:
— Ужасно!
— Не бойся, с тобой этого никогда не случится.
— Вера, а с тобой? — красавчик резко остановился прямо перед ней, она чуть в него не врезалась, пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо. Он очаровательно улыбнулся и предложил, как конфету: — Хочешь не стареть?
— А я могу?
— Можешь, — кивнул он и протянул ей свой кубок.
— Уйди! —