Когда я вошла в кухню, мама стояла напротив иконки и внимательно смотрела на нее.
Как тогда…
Меня опять словно что-то кольнуло. Как часто теперь я буду присматриваться к родной матери, своей любимой мамулечке, которую знаю лучше всех или не знаю теперь совсем? Как часто теперь буду искать подтверждения того, что она – это она настоящая?
И будто бабка из Зеленово мне сказала прямо в ухо: «Они уже и не они. Не те, что ушли». Волна отчаяния окатила меня.
Но тут мама, обернувшись, заметила меня и улыбнулась знакомой, такой привычной и теплой улыбкой, что я бросилась к ней, уткнулась носом в плечо и немножко поплакала. Мама только молча гладила меня по спине и тихонько целовала в макушку.
От сердца отлегло.
– Ой, да у тебя совсем волосы на солнце выгорели! – вдруг воскликнула мама. – Смотри-ка, эта вот прядь стала совсем как у папы.
Видимо, на моем лице отразилась такая буря эмоций, что она поспешила утешить меня:
– Да не волнуйся ты так, отрастут новые.
– Мам, ты помнишь, что сказал Лоскатухин? – спросила я и, сообразив, что мама вообще не в курсе, уточнила: – Ну, тот старик на болоте.
– Какой еще старик на болоте? – все равно не поняла мама. – Сосед наш?
– Да нет! Евгений Лоскатухин! На болоте! Который спас нас…
Я осеклась, потому что вдруг сообразила, что мама тоже могла его не видеть.
Словно в подтверждение моих догадок, мамино лицо исказилось, будто воспоминания причинили ей боль, и она прошептала, словно сквозь силу:
– Вичка, я совсем ничего не помню. А то, что помню, очень странное… Странное и страшное. Не рассказывай пока мне ничего, ладно? Просто давай скорее собираться и уезжать. Это, кажется, единственное, что я помню и знаю.
И мама крепко-крепко обняла меня. Я прижалась к ней в ответ, а сама подумала, что и она мне ничего не расскажет. Даже если вспомнит.
И еще подумала о том, что сказал Лоскатухин: чем дальше мы от болота, от Анцыбаловки, тем слабее сила и власть над нами болотной твари. И нам очень повезло, если можно вообще к этой ситуации применить такое слово, приехать в жаркое, засушливое время, когда нечисть из болота слаба, не может в достаточной мере подпитываться влагой, в которой нуждается не меньше, чем в человеческих душах. Возможно, если бы мои родители не тронули колодец, нам вообще удалось бы избежать всей этой истории, о которой даже не расскажешь, потому что сочтут за сумасшедшего.
Да что теперь говорить в сослагательном наклонении, когда все уже произошло. И закончится, только если мы поторопимся.
Словно в ответ на мои мысли, мама решительно выпрямилась, осмотрела наши вещи и почти бодрым, хотя еще и не таким, как обычно, тоном воскликнула:
– Все, Вичка, идем в Зеленово! Там на попутке до автобуса и домой.
В голосе ее слышалось облегчение. Все закончилось. – А остальные вещи? – уточнила я.
Наш отъезд больше напоминал бегство. Откровенно говоря, я и сама хотела убраться отсюда как можно скорее. Но так, чтобы не осталось ничего нашего здесь, что заставило бы возвращаться.
– Папа потом заберет, – беспечно отмахнулась мама. Папа… Я ни за что не стала бы посылать его одного сюда после всего, что произошло с нами.
– А мы его предупреждать о своем приезде будем? – снова осторожно поинтересовалась я.
Мама секунду помедлила с ответом. Потом снова посмотрела на иконку, и губы ее тронула странная улыбка.
Только на мгновение, чтобы тут же пропасть.
– Нет, папу ни о чем предупреждать не будем, – сказала она.
– Мам, точно не скажем? – переспросила я недоверчиво.
Мама тут же повернула ко мне совершенно беззаботное лицо с выражением, которое бывало у нее всегда, когда вещи собраны и дело завершено благополучно, и надо ехать, и билеты с документами лежат в ближнем отделении сумки.
– Ты о чем? Кому чего скажем и не скажем?
– Мам… Обо всем, что с нами было, – подсказала я.
– Что ты загадками говоришь, Вичка?
Тут мамин взгляд упал на мой телефон, который мне пришлось отсоединить от зарядки, хотя успело набраться всего тридцать семь процентов.
– А-а-а, ты о моем телефоне! Да ну, не драматизируй. Новый купим! – И она бодро подмигнула мне, переступая порог.
Недоумевая, я последовала за ней.
Нога ткнулась во что-то мягкое, и, опустив глаза, я увидела валявшийся у порога прямо на полу скомканный, напоминающий половую тряпку мамин сарафан. Он и был, по сути, половой тряпкой. И все же что-то удержало меня от того, чтобы наступить на него. Аккуратно отодвинув ногой грязный ком ткани, я поспешила покинуть лоскатухинский дом.
Глава 35
Мама ничего не помнила, абсолютно ничего. Обнулилась, как сказал бы папа. Она торопилась сама и торопила меня, чтобы скорее уехать из Анцыбаловки, но я видела по всем признакам, что она совершенно не помнит причину спешки. Просто делает то, что нужно, не задумываясь, как дело давным-давно решенное. И я боялась, что если сейчас спрошу у нее о причине нашего панического бегства, то мама задумается и, конечно, никуда не поедет. Потому что у нее нет никаких воспоминаний, а мои рассказы о произошедшем даже самой мне кажутся невероятными и бредовыми.
Испуганная внезапной догадкой, я схватила свой телефон и быстро начала листать.
Календарь. 1 января 2000 года. Время тоже какое-то идиотское, точно не текущее. Что за бред, у меня настройки сбросились!
Эсэмэски последние – только старые, которые я еще по дороге сюда слала подружкам, когда была устойчивая связь.
Список входящих и исходящих вызовов. Нет, не пусто. Вот мне звонила Дашка, в мае. И я ей в мае звонила. И папе два раза, это когда мне надо было, чтобы он из школы меня на машине довез. И больше ничего после этого.
– Вичка, ну что ты там застряла? Твой телефон, похоже, тоже надо потерять, – нетерпеливо прикрикнула мама, которая уже бодро шагала в сторону Зеленово.
Ни дать ни взять заправский турист. Калитку захлопнула и на дом даже не оглянулась, будто напрочь забыла о нем, едва очутилась за пределами участка. А может, и правда забыла.
Я поспешила за ней, сжимая в руке телефон и боясь посмотреть самое главное.
Никто не вышел провожать нас. Анцыбаловка словно окончательно вымерла. Даже никакие тряпки не сохли за забором жилых домов. Жилых ли?
Я поискала взглядом знакомую рыжую лохматую тушку. Долго оглядывалась, щурясь, чтобы получше разглядеть.
– Да ты, похоже, уезжать не хочешь, – пошутила мама.
И я, вздрогнув от ее слов, будто меня ледяной водой облили, немедленно прекратила искать любые признаки жизни в деревне.
Нам
