– Ну наконец-то, – удовлетворенно вздохнул Игнасио, увидев тьму в ее глазах. – Дочь вся в отца. Теперь ты снова моя. И я могу направлять тебя. Что ж, убей мальчишку.
Его слова – точно слабое течение реки. Финн легко противостояла им.
– Я сказал, убей мальчишку, Финн. – Игнасио прищурился.
Она устала слушать его. Финн перешла на бег, занеся кулаки.
Игнасио отрывисто рассмеялся – и в его смехе слышался и восторг, и радость, и ярость.
– Ну конечно. Ты всегда была maldito бойцом. Но я всегда мог победить тебя.
Финн приняла его слова, заставила их придать ей еще больше сил, подхлестнуть невыносимый гнев. Поведя обеими руками, она подняла над полом два огромных валуна – и швырнула в Игнасио. Но тот взмахнул ладонью – и валуны взорвались грудой щебня, который осыпался у его ног.
– Ну же, Финн… – Отец поцокал языком. – Какой в этом смысл? Почему ты не хочешь присоединиться ко мне? Забудь об этом мальчишке. Забудь о мире. Ты была самой собой, когда оставалась рядом со мной.
– Это ты заставлял меня быть той, кем ты хотел меня видеть. Ты заставил меня забыть о том, кто я. Ты лишил меня родителей.
Преодолев расстояние между ними, она мощным ударом в челюсть отбросила отца назад. Он влетел в троны короля и королевы и разбил их вдребезги. Послышался оглушительный грохот, над полом взметнулись пыль и щепки, однако Игнасио, засмеявшись, поднялся. Из подбородка у него хлестала кровь, но на глазах Финн эта рана затягивалась.
– Нет. – Он медленно двинулся к ней. – Я показал тебе, кто ты такая. Освободил тебя от твоей семьи посредственностей. И спас тебя от посредственной жизни. Не моя вина, что тебе не понравилось увиденное, когда ты поняла, кто ты на самом деле. Когда узнала, что под всеми твоими личинами ты такая же, как я.
Метнувшись к Игнасио, Финн схватила его за мантию и швырнула на пол. Пол бального зала треснул от мощи ее удара. Замахнувшись, она обрушила кулак на голову приемного отца.
– Ты лишил меня семьи. Ты говорил мне, что я должна увидеть. – Еще один удар. – Ты врал… – Еще удар. – Манипулировал… – Еще удар. – Ты pendejo!
Но Игнасио только смеялся, его изувеченное лицо вспарывала улыбка, раны затягивались за считаные мгновения. Финн вздернула его с пола. На тело Игнасио сыпались удар за ударом, пинок за пинком. Завопив от ярости, она огрела его валуном, призванным из пола. Швырнула в другой конец зала, раздробила его тело об стену. Игнасио повалился на корточки, но уже через мгновение грациозно поднялся, как будто ничего не случилось.
– Я ведь уже говорил тебе… – Он начал терять терпение. – Не думай, что я не причиню тебе вреда только потому, что я люблю тебя. Одно другому не мешает.
Он присел на корточки, коснувшись пальцами пола – и зал встряхнуло. В воздух взмыли камни размером с человека – и с молниеносной скоростью полетели в Финн. От первого она увернулась, второй парировала, разбив в щебенку. Однако третьему она ничего не успела противопоставить. Девушка вскинула руки, защищаясь, но камень ударил ее в грудь, повалил на спину, и она покатилась по полу зала.
– Сколько мы еще будем заниматься этим, mija?
Игнасио повел пальцами, призывая из воздуха воду. Капли застыли, превратившись в ледяные шипы, и Финн почувствовала, как они пронзают плоть на ее руках. Один шип пробил ключицу, и девушка невольно завопила от боли.
– Почему бы тебе просто не позволить мне быть твоим отцом? – увещевал ее Игнасио.
Финн ненавидела, когда он говорил вот так. Будто все, что он делал, он делал ради нее. Из любви. Но это ложь. И всегда была ложь.
– Прекрати. – Пошатываясь, она поднялась на ноги.
– Приходится поступать так, как должно, чтобы научить детей послушанию. Даже если это больно.
Финн попыталась пробраться к нему сквозь завалы камней, но голос Игнасио ножом вспорол воздух:
– Не двигайся! – приказал он, применяя пропио.
Она замерла.
Игнасио остановился перед ней, осторожно взял ее за подбородок и нежно погладил по щеке, выводя пальцем круги.
– Посмотри на меня.
Ее голова медленно поднялась. Тело била крупная дрожь – Финн пыталась сопротивляться. Но даже черная магия в ее теле не способна была помочь ей.
– Люби меня, как любила когда-то. Когда была маленькой. Восхищайся мной, как восхищалась тогда, – прошептал он. В его голосе звучало отчаяние.
Финн неуверенно, удивленно улыбнулась.
Лицо Игнасио смягчилось.
– Теперь ты любишь меня? Правда?
Финн кивнула, широко распахнутые глаза остекленели.
– Как всегда любила.
В его глазах блеснули слезы.
– Ты снова моя. – Он махнул рукой, камни, удерживавшие Финн, упали, и Игнасио крепко сжал дочь в объятиях. – Сегодня начнется наша новая жизнь. Все будет хорошо, как раньше. Все будет идеально. Мир будет наши…
Его дыхание резко прервалось, и Финн почувствовала, как кровь стекает по ее руке. Руке, сжимавшей всаженный в спину Игнасио кинжал. Она попала клинком ему в сердце и резко провернула лезвие в ране.
– Ты любила меня… – Голос Игнасио постепенно затихал.
Отстранившись, девушка заглянула ему в глаза.
– Не думай, что я не причиню тебе вреда только потому, что люблю тебя. Одно другому не мешает. – Она в точности повторила его слова.
Игнасио приказал ей любить его так, как она любила его в детстве. Но Финн никогда не любила приемного отца. Эту любовь он внушил ей, чувство не было искренним. И потому приказ не сработал.
Взгляды их залитых тьмой глаз встретились в последний раз. На лице Игнасио читалась какая-то нехарактерная для него ранимость, будто впервые в жизни ему хотелось попросить прощения. Он протянул к дочери руку, коснулся ее щеки – и повалился навзничь на каменный пол. Холодок побежал у Финн по спине, когда она увидела, как его глаза остекленели. Игнасио замер в смерти, но напряжение, охватившее девушку, не ослабело. Она не могла поверить в то, что наконец-то освободилась от него. Что он заплатил за то, что сделал. Что она отомстила за всех тех, кого Игнасио ее лишил.
Порывисто дыша, Финн не сводила глаз с трупа. Она боялась, что сейчас Игнасио вновь поднимется на ноги. И улыбнется. Но этого не произошло. Он действительно был мертв. Финн всегда боялась, что частичка ее души будет грустить, если Игнасио погибнет. Боялась, что она будет сожалеть о его гибели, если когда-либо ей представится возможность убить его. Но сейчас она не испытывала ничего, кроме пьянящего чувства свободы. Точно ветер играл в ее волосах. И Финн было все равно оттого, что радость убийства превращает ее саму в чудовище. Любое чудовище, убившее Игнасио, уже только за это можно было считать праведником.
Нужно было запечатать силу, которая
