Тристан улегся в гамак и, покачиваясь туда-сюда, оглядывал казарму – узкое вытянутое помещение, увешанное тряпичными люльками вместо деревянных кроватей. Гамаки позволяли вместить столько жильцов, сколько требовалось. Местами они висели и вовсе в два яруса, а рядом стояли стулья, вставая на которые подмастерья забирались в постели, будто слуги. Впрочем, сейчас в казарме жило всего десять учеников, многие места пустовали, и Тристан выбрал нижний гамак в дальнем конце казармы у черного хода, чтобы добиться хоть какого-то подобия уединения.
Все думали, что коммандер своему единственному сыну и наследнику станет всячески потакать и делать поблажки, однако выходило с точностью наоборот.
Он столько месяцев ждал, ему не терпелось приступить к обучению с конем и фениксом – чтобы взять последний барьер на пути из подмастерьев в мастера. Но отец задержал продвижение, дожидаясь, пока подтянутся остальные ученики, которые Тристану и в подметки не годились.
Снова вернулось навязчивое ощущение, что отец знает о слабости Тристана и что на самом деле он откладывал его последнее испытание по другой причине. Эта ложь – не первая и не последняя, но Тристану до смерти надоело искать подвох во всем, что отец говорит, в том, как поступает с ним.
Свою тайну Тристан берег как зеницу ока; скрывал всеми силами, исправляя ошибки – как, например, ту, на утесе, – чтобы стать вдвое сильнее. Однако всякий раз наступал момент, когда Тристана сковывало сомнение и неуверенность, страх, что стоит отцу присмотреться, как он все поймет. А вдруг он уже знает? Вдруг понял, что сын боится огня – того, что делает наездников теми и тем, кто и что они есть?
Но пусть это и трепало ему нервы, раздражало, Тристан хотел такой жизни. Он отказывался упускать мечту из-за того, с чем, в конце концов, можно и совладать.
Увидев сегодня коммандера на полосе препятствий, Тристан понял: вот он, шанс доказать, что он сильнее недостатков, которые видит в нем отец, что ему все по плечу. Тристан даже думал убедить отца поставить его во главе собственного дозора – о большем он и не мечтал.
А вместо этого снова осрамился.
Точнее, посрамил его Ник, мальчишка-конюх.
Мало было Тристану потерять уверенность и провалить очередное важное испытание, так он еще и позволил конюху вмешаться и спасти его! Тому же мальчишке, который однажды выставил его дураком! Слух о том, как Тристан в первый же вылет провалил службу, распространился быстро: однокашники посмеивались над тем, как Тристан «поспешил подуть в рожок». Всякий раз, встречая Ника, приятели искоса поглядывали на Тристана и посмеивались. И вот, с очередным провалом исчезла почти всякая надежда, что тот случай забудется.
Покидая площадку, Тристан снова и снова проигрывал в голове сцену с конем и фениксом, и в конце концов убедил себя, что смог бы справиться, если бы не мальчишка. Увидев огонь, Тристан перепугался, но это ему было не в новинку. Еще секунда – и он приказал бы Рексу погасить пламя, коню – опуститься на все четыре ноги, а псу и голубю – вернуться. Он все уладил бы, но нет же, встрял этот мелкий паршивец. Рискуя погибнуть в пламени или под копытами, он сделал то, чего не удалось Тристану, – взял ситуацию под контроль. С легкостью, будто ему это почти не стоило усилий.
Мальчишка начинал действовать Тристану на нервы.
Сев в гамаке, он уронил голову на руки, зарылся пальцами в упавшие на лоб волосы. Мало было насмешек со стороны других подмастерьев, так еще и в глазах отца он увидел знакомый взгляд. Ошибка сына станет оправданием за то, что коммандер сдерживал его неделями, если не месяцами. Неважно, как хорошо Тристан покажет себя в будущем, сегодняшнего провала отец ему не забудет.
Причем пострадает не он один – достанется всем наездникам. Неважно, что коммандер думает о сыне, нужно высылать больше дозоров, и поимка Ника это лишний раз доказала. Надо следить за местами, где не ходят местные: низина, Предгорье и леса, – ведь там могут рыскать шпионы и имперские каратели.
Но вот, из-за Тристана, коммандер сократит такие необходимые меры, лишь бы доказать свою правоту. Лишь бы научить сына смирению.
– Ты победил, отец, – пробормотал, вставая на ноги, Тристан. – Я смирен.
Правда, зыбкого понимания о необходимости смирения хватило лишь на несколько часов. Тристан направлялся к полосе препятствий, и с каждым шагом это понимание становилось все слабее. Как мог отец так поступить с ним? Тристан – лучший из подмастерьев, и все же он недостаточно хорош. Да, он допустил несколько ошибок, но лишь потому, что отец сам подтолкнул его к роковой грани.
Приближаясь к Нику, встревоженно стоявшему подле Вихря, Тристан ощущал гнев, полыхающий сильнее фениксова огня.
«Спокойный, как гора», – напомнил он себе, но эти слова потеряли для него всякое значение.
Он даже не стал говорить с взглянувшим на него мальчишкой: волосы и глаза черные, как уголь; физиономия и висящая мешком форма слуги – в пятнах грязи. И все же магия в нем сильна, раз сегодня он провернул такой трюк. Угомонить строптивого коня вроде Вихря и без колебаний приблизиться к фениксу… Тристан нехотя признал, что у мальчишки есть задатки наездника. Но никакой мощный природный дар не сделал Ника мастером, и коммандер приставил его помогать Тристану – это ранило его хрупкое самолюбие сильнее, чем он мог вытерпеть.
Тристан сердито выхватил у Ника поводья, вскочил в седло и призвал остальных животных. Не говоря ни слова, выехал на полосу препятствий.
Впрочем, на полпути Ник его догнал.
– А… а разве мне не положено вам помогать? – неуверенно спросил он, выпучив глаза.
Тристан остановился у мишени.
– Ездить умеешь? – спросил он.
– Верхом на коне?
Тристан раздраженно засопел.
– Да, на коне, – сказал он, принуждая себя говорить учтиво. Хотя знал, что мальчишка не умеет ездить ни на коне, ни на фениксе, ни – раз уж на то пошло – на ламе.
– Нет, – ответил Ник, и Тристан кивнул.
– А из лука стрелять? – Тристан показал зажатое в руке оружие.
– Нет, – мальчишка потупился.
– Нет, – эхом повторил Тристан. – А посылал когда-нибудь почтового голубя? С собакой охотился? Занимался хоть чем-нибудь, что я выполняю на полосе препятствий?
Не поднимая глаз, Ник замотал головой.
– Да я и сам понял, – сказал Тристан, снова переводя взгляд на мишень в нескольких ярдах впереди. Он понимал, что грубит, но ничего не мог с собой поделать. «Этого ты хотел, отец, так ведь? Чтобы я стал таким же, как ты?»
– Зачем же тогда меня приставили помогать вам? – спросил
