Людей он заметил слишком поздно, чтобы убежать или спрятаться, и двое мужчин остановились в трех прыжках напротив, глядя на лиса недобро, но не пытаясь чем-то кинуть или ударить. Он на всякий случай немного оскалился, вжался в стену задом и стал продвигаться вперед, всем видом показывая, что нападать не станет, но намерен пройти дальше. Мужчины покачивались, поддерживая друг друга, и от них несло тем самым духом, что всегда сопровождал людей этого города, когда они вели себя странно — громко смеялись, приплясывали посреди улицы или делали другие чудные вещи. Между ними и лисом уже было два-три человеческих шага, и он почти протиснулся мимо, как вдруг один из мужчин яростно затопал ногами и, взмахнув рукой, выкрикнул:
— Пошел вон, вонючка!
Он вздрогнул, рефлекторно тявкнув, и ринулся вперед, успев услышать позади гневное «При Папе такого дерьма не было!».
***Сиена, август 1414 a.D.
— Горожане вспоминают Папу Иоанна и уже вслух, не скрываясь, чают его возвращения.
Он кивнул, продолжив перебирать бумаги, лежащие на столе. Ленца кашлянул и осторожно продолжил:
— Рим теперь делят не только Колонна с Орсини. Еще несколько семей решили, что могут отхватить себе по куску, и теперь рвут эти куски друг у друга, а Колонна с Орсини — у них.
— К слову, об Орсини.
— Да, — кивнул Ленца, не дожидаясь продолжения, какового, в общем, и не требовалось. — На рожон не лезут, однако идею «при Папе было лучше» в народе подогревать продолжают. И как я уже сказал — у них это получается.
— Хорошо.
— Полагаю, — помолчав, продолжил Ленца, глядя на хозяина дома многозначительно, — и без их усердий сторонников вашего возвращения нашлось бы немало. Рим похож на большую помойку, а война семей уже вымотала всех.
— Отлично, — повторил тот, быстро пробежал глазами убористый текст на листе перед собою, поморщился, скомкал и бросил на стоящую рядом со столом жаровню, на которой уже скопилась внушительная кучка пепла. — Дитрих где?
— Фон Ним? — с заметной растерянностью переспросил Ленца. — Не знаю… Где-то в гостевой половине, думаю, или внизу.
— Пошли проверить. Ему нездоровилось вчера… Годы, годы никого не щадят…
— Почему вы так беспокоитесь о нем, он же просто секретарь?
— Люблю традиции, — улыбнулся Косса, на миг оторвав взгляд от бумаг на столе. — Он сидел в папской канцелярии при Урбане Шестом, при Клименте Седьмом, при Бонифации, Бенедикте, Иннокентии, Григории, Александре… Он как семейная реликвия. Как верный сторожевой пес, оберегающий тайны семейного поместья… А еще он следит за мной для конгрегатов. Или для богемца. Впрочем, это без разницы.
Ленца на мгновение замер, даже не пытаясь скрыть оторопелость, и через силу выговорил:
— Но почему вы тогда… Зачем?..
— Увидеть в траве гадюку — ерунда, куда страшнее, когда она исчезает из виду, — все с той же широкой улыбкой, сводящей с ума женщин Италии, пояснил хозяин дома. — Пусть смотрит. Пусть пишет. Пусть рассказывает. Что мне скрывать от Инквизиции, в конце-то концов, м?
Ленца смятенно опустил взгляд, кашлянув, но не ответил, хотя сказать и было что. Косса расправил плечи, прогнулся назад, разминая спину, и взял следующий лист из лежащих на столе.
— Пускай строят планы, опасаются, сочиняют небылицы и пытаются вообразить, на что способен такой страшный человек, какового в своих донесениях рисует их агент. Даже если он увидел или услышал что-то, чего я не хотел показать, это уже ни на что не влияет. Момент истины близится, и там все это значения иметь не будет… Давай, не мнись, — поторопил он, не поднимая взгляда на собеседника, и бросил на жаровню еще один смятый лист. — Ты же весь извелся. Что хочешь спросить?
— Зачем? — повторил Ленца тихо. — Зачем вам на Собор? Владислав мертв, Рим сыт по горло властью семей, стоит вам подойти к стенам — изнутри поддержат люди Орсини, из горожан сторонников уже набралось немало, армия Владислава не будет лезть из кожи вон при мертвом правителе, они уже почти разбежались из города… Зачем вы согласились на Собор? То есть… При ваших… гм… способностях — вам ничего не стоило выкинуть их из Рима ко всем чертям, ведь Владислава же вы…
Ленца запнулся, когда хозяин дома медленно поднял взгляд, улыбнувшись на сей раз едва заметно и холодно.
— При чем здесь я? Короля Владислава убила любовница. Этот гнусный захватчик Рима был развращенным грешником, за что и поплатился.
— Да, — поспешно согласился Ленца. — Разумеется. Но… Вы же могли бы войти в город в силе и славе. Зачем вам ехать в логово противника?
— Да, назначение Собора на германской территории было неприятной неожиданностью, — с показным вздохом согласился Косса. — Послов в следующий раз надо подбирать поумнее… Нет, мой милый Ленца, силы и славы сейчас недостаточно. Европа пресытилась силой, и славой никого нынче не удивишь, и даже если я стану на каждом шагу исцелять слепых и поднимать расслабленных, а путь мой будет освещать сияние ангелов, это уже мало кого впечатлит… Помнишь Бамберг?
— Да… если я правильно понял вопрос.
— Полагаю, правильно. Помнишь, что сделали тогда конгрегаты? Спасли мир! — патетически возгласил Косса. — Остановили Конец Света! Уничтожили Ангела Смерти!.. И что? Надолго им хватило «силы и славы», и людской благодарности? Год-два, не больше. Еще один пример, уже из моего опыта: помнишь Рим?
— «Чудо у костра»? — осторожно уточнил Ленца, и хозяин дома коротко кивнул:
— Оно самое. И что ж? Об этом поговорили день, два, неделю… И забыли вскорости, а после и вовсе открыли ворота Владиславу, помчавшись по улицам с призывом «Долой Папу». Люди мерзкие существа, Ленца. Сперва им подавай чудес побольше, а потом чудеса приедаются, и вот они уже сами не знают, чего хотят.
— В этот раз, похоже, знают…
— Вот, — кивнул Косса наставительно. — Вот теперь ты понял, о чем я. В этот раз они хотят чего-то простого, земного, понятного… А
