Огневика вырвало. Матильда испуганно отбросила нож и попятилась.
— Фу! — скривилась Степка, испытав жгучее сочувствие к мужикам. И раз Матильда спасла одного, стало быть, надо помочь остальным прийти в себя, — Петя! Петя, — она развернулась к соседу, единственному не до конца поддавшемуся чарам и стала громко звать, — Петенька, посмотри на меня! Очнись, я здесь, Петя! Она не настоящая!
Чаур повернул затуманенный страстью взгляд на ее голос и тут же перевел назад. Подрагивающие холмики не отпускали.
— Ну Петя! В самом деле! — Степка гневно стукнула ногой по столбу, — у меня грудь красивее, честное слово!
Чаур снова повернулся к ней и в глазах мелькнула искорка сознания. Он потряс головой, как накануне огневик, потер глаза рукавами, так как все еще держал булаву и кувалду. Непонимающе поглядел на оружие в своих руках и… очнулся. Чтоб уже через доли секунды окончательно прийти в себя. Сказалось военное прошлое, годы тренировок и умение действовать в самых неожиданных ситуациях. Он поджал губы и стал наступать на богинку, замахнувшись кувалдой. И теперь та пятилась и причитала:
— Любимый, ты чего? Это ведь я, твоя любовь!
Тем временем в себя пришел огневик. Вскочив на ноги, зашвырнул огненный шар в уродливую бабу, которая всего пару минут назад была красавицей-Нидарой. От брезгливого ужаса на его лице скисло бы и молоко. Старауха зашипела и лопнула, разбрызгавшись черной жижей во все стороны.
Ее подружки мгновенно отскочили от Гора, Мити и Никиты. Мужчины непонимающе потянулись вслед за ними. Но богинки уже бежали назад к яме, куда и прыгнули одна за одной, ловчее заядлых пловчих-ныряльщиц. Последней прыгнула лже-Степка, зло поглядев на ту, чей образ скопировала.
— Матильда! Я вам все прощаю! — Настоящая Степка сползла по столбу, — кажется пронесло!
А ведьма, подойдя к огневику, отвесила ему пощечину и гордо удалилась в избу, хлопнув дверью.
— Ого! — захихикала Манара, — семейный конфликт! Беги, Коленька, мирись с женой, не то в положенный час проход не закроет!
Николай, чертыхаясь и пиная все на своем пути, побежал следом за Матильдой.
* * *— Нифига се! — первым заговорил Гор. Он поднялся на ноги и застегнул ширинку, до которой почти добралась фигуристая дева, — это что было?
— Не что, а кто! — ответил Петр, пристыженно глядя под ноги, избегая Степкиного взгляда, хоть та и не глядела ни на кого, — богинки, читал о них как-то. Существа, ворующие детей. Когда отцы остаются одни с детьми, богинки соблазняют их, принимая облик любимой и крадут детей.
«Что же выходит, каждый видел ту, кого любит? Кого же видели Гор и Митя? Боже, чего еще я не знаю? — от этой мысли было не то, чтобы больно, но неприятно, до тошноты»
— Фу, как мерзко! — Никита с размаху уселся на землю и стал тереть губы, кривясь.
— Прости, Рыженькая… — Митя тоже сел наземь, облокотясь о дерево. В глазах его был ужас.
— Не обижалась, — пожала Слагалица плечами, зажмуриваясь, не выпуская на волю слезы, — на братьев, — голос подвел и охрип на слове «братьев», — за такое… не обижаются.
«Подперто — не валится,
пришиблено — не пищит»
Не то нечисть испужалась отпору, не то других пока не набежало, но какое-то время было тихо. Матильда, с загадочной улыбкой на устах обработала раны бывшим женихам, в том числе и обожженные руки Степаниды. Огневик сидел на бревне поодаль и думу думал, а мужчины все ходили вокруг прохода, час от часу заглядывая внутрь, опасаясь пропустить очередных лазутчиков.
— Слушай, чаур, — задумчиво проговорил Николаша, — а у тебя какой ранг?
— Какой еще ранг? Звание?
— Не-е-е-т, я не о военном звании толкую. У вас, у чауров, своя же градация, степень силы.
— А с чего вдруг вопрос? — буркнул Петр, чувствуя подвох.
— Да вот, сдается мне, ты что-то утаиваешь, — огневик глядел в глаза пристально, сверля как рентгеном, — помню в лесу, от тебя полудохлого, хапуны как от напалма разбегались. А тут ты обосцанной спичкой тлеешь…
— Что? — Степанида, вырванная из своих дум, встрепенулась, не дав Петру ответить на колкость, — ты там был? Когда меня украли хапуны, а мальчики дрались на смерть?
— Был конечно, — согласился огневик, все еще глядя на чаура, — будь уверена, в оба приглядывал за своей главной инвестицией.
— В смысле, за мной?
— А за кем?
— Не, ну тогда вообще ничего не понимаю. Если я такая важная цаца, то чего же ты, страхолюд мордофильный, заказ свой не отозвал?!
— О-о-о! Нахваталась от «своих» словечек! — хмыкнул Николай, — да не мог я отозвать! Сама подумай, я же умер! Не-е, нельзя было светиться.
— Но, кстати! Я убедилась, что ты сдох! Мне ведь даже древнее зеркало твою смерть подтвердило!
— Мне огневик, сие тоже интересно! — подключился Гор, — я до последнего не верил в твое трагическое самосожжение!
— Все вам расскажи… — разулыбался довольный донельзя Николай, — но я расскажу, чего уж там… Ты, Нида, помнишь, как я раньше выглядел?
— Помню, — ответила Степка, глядя нагло и дерзя намеренно, — плешивым, пузатым и морщинистым старым дедом. И кончай называть меня Нидой!
— Что, гонорок прорезался? Ядом плещешь? Ну-ну, мне не жалко, недолго тебе осталось.
— Козел!
— Так вот, — продолжил огневик, как ни в чем не бывало, — сдох Негослав, проклятый быть Огненным Змеем. А мне-то чего помирать? Я себе жизнь вековыми знаниям выгрыз!
— Это как вообще? — Никита тоже заинтересовался диалогом, — раздвоение личности?
— Не в том смысле, о каком психиатры толкуют. А самое настоящее разделение. Твоя водица, Домовитка, — подмигнул Степке, — сотворила чудеса: сняла проклятие Огненного Змея, с которым и сгорел слабый, утомленный жизнью Нег, а так же подарила мне проход на Полянку. Вот так-то.
— Врешь! Вода дает проход на Поляну?!
— Ага. Была бы настоящей Слагалицей, то знала бы. Но я же говорю — ты пустышка! — сказал, упиваясь страданием на лице Степки.
— Ладно, пусть! — Слагалица взяла себя в руки, решив, что еще будет время для самобичеваний, — но как ты знал, что я решу напоить тебя водой?! Мне об этом Леля сказала!
Огневик захохотал. Долго хохотал, по ляжкам себя бил, а когда успокоился, бросил грубо:
— Дура ты! Я же сказал, что нет богов! Нет их! Понимаешь?
— Как, нет? Ты еще скажи, не существует?! Да я видела их своими глазами!
— Где видела-то? В виденьях двухтысячелетней давности, а то и ранее? — поинтересовался снисходительно, — ушли боги, к людям более не спускаются. Во-об-ще! Усекла, или повторить?
— Н-но… Леля…
— Да какая, нахрен, Леля? — вскричал Николай, — мара это была. Что я велел тебе наплести, то и наплела! Натолкнула на нужное мне действие. Я был готов испить водицы, вот только не знал точное время.
— Мара…
— Мара, мара. Призрак, который крупно мне задолжал. Вот и навеяла она тебе про водичку. Все просто на самом деле.
— Все просто… — пробормотала Степка, кажется только сейчас до конца осознав всю серьезность ситуации.
* * *— Ты не ответил! — Николай вернулся к прежнему вопросу, —
