«Феи» подлетели прямо к лицу и стали пищать еще громче, зависнув в воздухе. Степке бы отмахнуться да, руки связаны. Оставалось лишь трясти головой и визжать:
— Пошли вон от меня! Петя?! Гор?! Митя?! Да чтоб вас! Тьфу! Тьфу! — назойливые существа норовили залететь в рот, мешая ей докричаться хоть до кого-то.
И тут в голову пришла мысль. Изворачиваясь, не сильно напрягая пострадавшие руки, Степка стала опускаться на землю.
— Пошли вон! Вон пошли, я сказала! — ругалась она, вертя головой, — раптора на вас нет! — рухнув на пятую точка, уперлась кулаками в землю и вытянула тело, пытаясь ногой дотянуться до Петра, — тьфу, тьфу! — продолжала отплевываться от гудящей орды, почти ничего не видя.
И вот, почти победа! Носок уткнулся под ребра чауру. Но тут, как на зло, один из «фей» уселся ей на лоб и… укусил! Степка заорала от боли и возмущения и неожиданно сильно ударила Петра каблуком в бок. Петр пошевелился и застонал. Потер бок и перевернулся на спину.
— Петя! — окрыленная успехом Слагалица завизжала, позабыв об укусе: — Петя! Проснись! Караул! Спасите! Убивают! Хэлп! — вопила всякую дичь, лишь бы докричаться.
— Сте-степушка, — простонал чаур, — пой…
— Что? Ты бредишь? Петенька, ну проснись! Тьфу ты, тьфу! Ах ты зараза, — разъярилась Степка после очередного укуса, уже в кончик носа, — лети сюда! Я мать вашу, еще не обедала! Твари, давай, кого первым?! — она уже рвалась на веревках, елозя на пятой точке, уже неосознанно ударяя Петра под ребра каблуками.
— П-пой! — пробормотал Чаур громче, — это… дремы… они песен… боятся…
— Ах, так?! Песен боитесь?! Ну я вас! — «комариные человечки» тягали ее за волосы, некоторые из них запутались в фате, а особо наглые лезли в рот и уши, — блин, ничего в голову не идет… тьфу, тьфу… — а потом задрала голову повыше и как затянула:- «Встава-а-а-а-й, страна огромная! Встава-а-а-ай на смертный бой! — пожалуй, она и сама удивилась выбором песни, придет же в голову, но выбирать в суровых военных условиях, так сказать, не приходилось, что пришло, то и выдала:- С комари-и-и-и-ной сил темною, тьфу! Тьфу! С прокля-я-я-тою ордой!» — «комарики» загудели и отлетели, беспокойно крутя головками, — что? Не нравится?! — обрадовалась Слагалица, да преждевременно. Обозленный «фей» бросился вперед, метя в декольте, — а-а-й-й! Ну ты мне ответишь, на святое хобот поднял! Сюда иди! Ай! «Джимми-Джимми, ача-ача! Аджа-а-а-ри ми-ри та, и джаги-джаги р-а-а!» Тьфу, соленые! Петь, ты как там? Жив? «Самый лучший де-е-е-нь, заходил вчер-а-а-а! Ехать было лень, пробыл до утра-а-а…»
— Та жив… — прокряхтел Петр и попытался сесть, — «… взвейтесь с кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих…»
— «Малинки, малинки! Такие вечеринки!» — затянула очередное Степка, все время сбиваясь, и кажется, проглотив несколько диверсантов, — черт, они хоть не ядовитые?
— Нет, вроде. Пой, что угодно пой… — Петр наконец сел, качаясь, как после перепоя, — «… что такое осень, это небо, — пробормотал, — плачущее небо под ногами…»
— Хорошо, сейчас… «Девчон-ки полюбили-и-и не меня… тьфу! Девчонки полюбили трубача… ах, ты сволочь! — ужом извивалась Степка, а ее искусанное лицо уже начало опухать, — а у труба-ча дудка горя-ча…»
— «Счастье вдруг в тишине, постучало в двери… — уже громче простонал чаур, — неужель, ты ко мне, верю и не верю…»
— «Но фэйс, но нэйм, но намбер! Но фэйс…»— горлопанила Слагалица, войдя в азарт от того, что противник отступает, и чуть было не подавилась своим воплем, увидев, кто лезет из прохода.
У очередных «посетителей» были круглые безглазые головы с редкими волосками, тонкие руки с длинными ногтями и грудь, раздутая колесом. Одна за одной они выползали, выстраиваясь в ряд, крутя головами.
— А-а-а… ма-мочки! Петя… у нас еще… гости…
С явным усилием чаур тряхнул головой и открыл таки глаза. Чтоб тут же взвиться на ноги.
— С-степушка! Плохо дело! Это грудницы, они… черт…
— «Я так ждала тебя, Вова!» Кто?… тьфу, да когда вы закончитесь?
— Зажмурь глаза! И не открывай пока не разрешу! Ты меня поняла? — Петя схватился за булаву и зашвырнул ее в лесника, — это важно! Пой, но не открывай глаза, что бы не случилось! Гор, проснись же, лесник!
— «Останови-те, Вите надо выйти…» — икнула Степка, — поняла… «В-вите, Вите надо выйти…»
— Я спасу тебя, обещаю! — поклялся Петр и подхватил кувалду, — пой, дремы улетают!
— «Мамочка, что с нами будет… мамочка, что с нами станет, он меня точно погубит, сердце мое умирает…» — Степка зажмурилась, как было велено и сконцентрировалась на пении, — нет, эту тоже не помню… — вдох-выдох, — «А ты не мой Лопушок, а я не твой Андрейка…»
— «И у любви у нашей села батарейка, — подхватил Петр, — о-у-о, батарейка!» Степушка, у нас все получится…
* * *Круглогрудые существа глубоко дышали, раскачиваясь на коротких ножках и вертя головами. Их большущие носы жадно втягивали воздух, а тонкие руки-лапки безжизненно висели вдоль тела. Грудниц было девять.
Петр, разбудив Гора, от души врезав пару раз по щекам, велел тому петь. Лесник, сонно моргая слипающимися глазами затянул, слабо ворочая языком, известную песню Кипелова:
— «Надо мною тишина, небо полное дождя… Дождь проходит сквозь меня, но боли больше нет…»
— Никита! Просыпайся! — Петр тряс воздушника, напевая под нос: — «… я на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе! Но я устал…»
— «…окончен бой, беру портвейн, иду домой, — с закрытыми глазами «допел» Никита, — окончен бой, зачах огонь и не осталось ничего…»
— Ты слишком молодой, чтобы знать эту песню! — Петр ткнул воздушника в бок.
— Рок — не стареет! — возразил Никита и открыл глаза, — «… а мы живем, а нам с тобою повезло… назло!»
— Надеюсь, что выживем! Ладно, пой, а я разбужу Митю. Надо спешить, пока спит огневик…
— А это кто? — опешил Никита, увидев «гостей». Вскочил, хватаясь за топор.
— Грудницы, но они только на женщин охотятся, — отмахнулся, — Вернее… на их глаза, — добавил чаур шепотом, чтоб Степанида не услышала, — но пока глаза закрыты… — а потом закричал: — Нет, Степушка, что же ты?! — вскакивая на ноги и мчась к ней.
Степанида открыла один глазок и то, всего на чуточку. Невмоготу была неизвестность. Кто ж знал, что грудницы на женские глаза охотятся? Она-то думала, Петр просто не хотел, чтоб она битву видела, щадя ее тонкую женскую душу.
Но стоило открыть глаза, как грудницы, как те собаки-ищейки, взявшие след, зарычали и «нашли» цель. Издав радостный рев, они побежали к ней, неожиданно шустро перебирая ножками.
— А-а-а-а… — испугалась Степка, широко открыв глаза, — Петя…
— Петя?! — возмутился чаур, добежав до нее, закрывая спиной и принимая боевую стойку, — я кому сказал глаза закрыть?!
— П-прости… — успела пискнуть и снова зажмурилась, потому что бежащие грудницы врезались в Петра мощным комком
