— Не поверил?
— Не поверил. Решил, что дед сумасшедший. Но он убедил. Показал кое-какие приемчики, от которых у меня челюсть отвалилась, — отдавшись воспоминаниям водяник улыбнулся, — в общем начал меня дед учить. Я каждый день сбегал к нему. Он всегда ждал меня у речки, а потом забирал в свой мир. Я его полюбил. Он хороший, забавный был. Шутил смешно. Любимая фразочка знаешь какая? Рассказывал, бывало, про речку: «Вот ране рыба была, так рыба! Без портков в воду не войдешь!»
Степка засмеялась.
— Или. «Ага! Ща-зы! Канда русалка на шпагат сядить!» — сказал Митя нарочито старческим голосом.
— Кажется у твоего деда и у моей Лукерьи учитель был один! — смеялась Степка, — она что-то как сказанёт, хоть записывай.
— Здесь раньше все так говорили. Есть старожилы, до сих пор на старорусском бают.
— И что, Митя? Выучился ты? Что дальше было?
— Выучился. Потом дед ушел. Все.
— Как грустно.
— Ничего. Он прожил хорошую, долгую жизнь.
— А как ты совмещаешь жизнь в двух мирах? — поинтересовалась, — успеваешь?
— Спокойно совмещаю. Один недостаток, не могу далеко уехать от своего дома. Посмотреть со мной Париж тебе не удастся, — сказал грустно.
— Это не самое главное в жизни, — ответила Степка и сменила тему, — расскажи про лесника, почему вы воюете, ты говорил уже много лет.
— Это начали не мы с Гором, а наши предки. Что-то не поделили в далеком прошлом и закрыли ход на свои территории.
— А как же тогда ты пробрался в его лес? — удивилась.
— Поплющило малёхо, — пожал плечами, — ты же помнишь мое лицо. Обезвоживание пошло.
— О да, у тебя такое лицо было! — Степка скорчила страшную рожицу, — думала навсегда… Постой, так если ты в его мир протиснулся, значит… и он сможет?
— Да он уже смог, — хмыкнул, — часа два бегает, дом ищет.
— Ой, — пискнула Степка, — найдет?
— Нет, не бойся. А даже если найдет, в воду не войдет.
— Точно? — Степке от одной мысли, что лесник мог их видеть, стало не по себе, — а как ему это аукнется? Если тебя поплющило, то с ним что будет?
— Если меня осушило, его наоборот, притопит. Не волнуйся, станет невмоготу — домой вернется, умеренно тонуть не станет. Да и я контролирую.
«Кто не ревнует, тот не любит»
Степка загрустила. Гора стало жалко, да и Митю. Остальных женихов, тоже. Подумала, что у нее положение, пожалуй, получше, чем у них. Из них она выберет только одного, а другие останутся ни с чем.
— Все будет хорошо! — вдруг сказал Митя, словно догадавшись о печальных думах Слагалицы.
— Потому что плохо уже надоело? — кисло улыбнулась в ответ.
— Каким бы не был твой выбор, — вот точно понял, о чем она думала, — ты можешь быть уверена, что муж в тебе души чаять не будет.
— Я не только о себе тревожусь. Мне неприятно, что остальным больно придется сделать. Кстати, — не известно зачем добавила, — по правилам мне дозволяется выбрать двоих мужей.
— То есть, как? Одновременно? Или… — опешил Митя.
— Одновременно. Лукерья, это моя охоронница дома, которая в курс дела вводила, рассказывала и даже советовала выбирать двоих. Вот так-то.
— Не понял, зачем?
— Э-э-э, откаты гасить, я так поняла. Если у одного сил не хватит, то… — и залилась краской под пристальным взглядом. Митя смотрел серьезно, не моргая и наоборот, побледнел.
— Не знаю, зачем я это рассказала, — промямлила, когда Митя ничего не ответил, продолжая глядеть на нее странным взглядом, — правду говорят, глупая мысль никогда не запаздывает.
— Да нет… просто я на миг представил… — ответил водяник, возвращаясь из задумчивости.
— И что скажешь?
— Трудный вопрос, Панни, скажу честно. И раз ты еще не выбрала, предпочитаю пока его отложить. Спрошу вот только. Не отвечай, если не хочешь.
— Спрашивай.
— Кто из кандидатов тебе нравится больше всего? Кроме Гора, конечно.
— Мне пока трудно разобраться, прости… Дай мне время, пожалуйста, — ответила тихо, — скажу лишь, что с тобой уютно, спокойно, так, словно я знаю и доверяю тебе всю жизнь. Но раз уж у меня есть сто один, хотя нет, уже… — она прикинула в уме, — восемьдесят пять, я ними воспользуюсь.
После этого разговора настроение испортилось у обоих. Митя больше ни о чем не спрашивал, а Степка все думала о бегающем рядом взбешенном медведе. Они посидели в тишине у воды, не в силах заговорить о разлуке. Но время шло…
— Пожалуй, мне пора, — Степка подняла глаза на Митю.
— Да… я провожу.
— Не против, если я позже верну тебе одежду?
— Если хочешь, оставь себе. Тебе эти брюки идут больше, чем мне, — он перевел взгляд на обтянутые трикотажной тканью круглые бедра и стрельнул глазами. Напряжение тут же ушло и Степка рассмеялась.
— Да уж, сидят, как влитые!
— Я захвачу тебе куртку, там холодно! — Митя вошел в дом, оставив Степку наедине. Она в последний раз провела взглядом по дому, речке, ивам на берегу. И подумала, как было бы чудесно просыпаться и завтракать у воды, встречая рассвет солнышка. А потом вспомнила дом лесника и решила, что его дом тоже хорош. «И дома хорошие, и хозяева, что надо…» — вздохнула.
— Давай попрощаемся здесь. Я перенесу тебя, а возле твоего дом явно караулит Гор, попрощаться не даст.
— Он уже ушел из твоего мира?
— Ушел. Но силен, лосяра, не думал, что так долго продержится, — сказал с уважением в голосе.
— Он не лось, он медведь!
Степка встала на пальчики и обняла Митю за шею.
— Спасибо тебе за все! — сказала, заглядывая в глаза, — за все… ну, ты понимаешь.
— Это тебе, спасибо, Рыженькая! — Митя прижал к себе Степку до хруста в костях, — я был счастлив провести с тобой время, а за… все остальное не стоит благодарить. Буду рад повторить! — и та-а-а-а-к посмотрел, что все тело Слагалицы вмиг огнем желания обдало. Митя прижался к губам в жгучем поцелуе, провел ладонью между лопаток, нажал на поясницу. Степка выгнулась и застонала в ласкающие губы. Оторвался мужчина тяжело дыша и выдавил из себя:
— Обувайся! Я принес свои кроссовки.
Выглядела Степка забавно в его махровых носках, кроссовках, куртке с рукавами, как у Арлекина. Пожалуй, только спортивная шапка смотрелась прилично.
— Слушай, что ты меня обрядил, как на Северный Полюс?
— Там ночью снег пошел и мороз ударил! — строго ответил Митя, — хочешь заболеть? Шнуруй потуже, тогда не свалятся!
— Давай, прячься, трусишка! — Митя взял Степаниду на руки, распахнул свою куртку, приглашая спрятать лицо на груди, что она с радостью и сделала.
Затем был полет, от которого стыло в жилах, но закончился он быстро,
