Помещение театра явно требовало ремонта, но кто бы выделил на это денег? А может, и выделили, только вот декорации и костюмы гораздо нужнее, чем какой-то там линолеум в недрах храма Мельпомены.
Постучав, я не дождался ответа и, потянув дверь на себя, вошел внутрь. Помещение оказалось большим, не менее тридцати квадратных метров, и все было завешано и забросано костюмами всех видов и расцветок. У меня даже в глазах зарябило – столько здесь было золота, серебра, яркого красного бархата и лимонно-желтых сияющих тряпок. За этими горами сокровищ в дальнем углу виднелся объемистый зад, обтянутый чем-то вроде крепдешина. Ткань, обтягивающая внушительные окорока, подчеркивала монументальность объекта, и я невольно залюбовался видом гуляющей по комнате задницы. Владелица задницы что-то напевала – довольно-таки мелодично, приятным молодым голосом, и я вначале подумал, что даме этой не более чем 25–30 лет. Однако я ошибся. Неблагодарное дело определять возраст женщины по направленной на тебя заднице.
– Извините, с кем могу поговорить? – возвысил я голос и от неожиданности едва не присел – так немелодично и громко взвизгнула дама, обернувшись ко мне и тут же свалившись на гору тряпок, которые она разбирала.
– Ой… ой… как вы меня напугали! – Женщина лет сорока пяти, очень похожая на какую-то актрису, которую я с наскока никак не мог вспомнить. Впрочем, я никогда и не интересовался именами актеров и актрис, потому, даже если бы и видел ее в фильмах, фамилию точно бы не вспомнил. Не редкость, что сошедшие со сцены актрисы работали костюмерами или билетерами.
– Стучаться надо, – укоризненно-жалобно продолжила женщина, – у меня чуть сердце не лопнуло от страха! Вы как сюда вошли?! Я же дверь запирала!
– Ну… видимо, не заперли как следует, – пожал плечами я. – Потянул на себя дверь, она и открылась.
– Ну вот! – яростно сплюнула женщина. – Замок совсем тазом накрылся! Говорила этому старому…
– Козлу? – невинно продолжил я, сдерживая смех.
– Козлу! – кивнула женщина и подозрительно посмотрела на меня. – Вы его знаете? Директора нашего?
– Не имею чести, – фыркнул я. – Слышал, как отзывался о нем рабочий. Жмотится ваш директор, да?
– Еще как! – с жаром поддержала женщина. – Выжать из него хоть копейку – огромная проблема! А мне тут штопай старые костюмы! Заплатки клади! Да еще и так, чтобы не видно было! А ему хрен по деревне – наплевать! Говорит, из зала все равно не видно! Мол, далеко! А бинокли? Люди-то с биноклями приходят! М-да. Так кто вы и что тут делаете?
– Я? Я писатель. Вот шел мимо вашего театра и решил зайти, попросить кое о чем.
– Писатель? А что пишете? Как ваша фамилия?
– Я недавно начал издаваться. Карпов моя фамилия. Фантастику пишу.
– Не слышала про вас… но поспрашиваю, – с живым интересом посмотрела на меня женщина, когда-то очень красивая, теперь просто миловидная – ее красоту портил лишний вес. Но я бы не спешил ставить ей это в упрек – может, у человека сердце больное? Я слышал, что нередко полнеют от каких-то кардиологических проблем.
– А что же вас заинтересовало в нашей дыре? Нашем, как вы сказали, театре?
– Мне нужны парики, усы, бороды. – Я словно кинулся в прорубь. – Сможете помочь?
– Вот как! – с непонятной интонацией протянула женщина, и брови ее сошлись вместе. – А можно узнать, зачем вам эти усы и бороды?
– Хотим поставить любительский спектакль по Чехову, – безмятежно сообщил я, стараясь говорить как можно убедительнее. – Я приезжий, из Саратова, и вот у нас при медицинском институте создали кружок театрального искусства. Вы же знаете, из Саратова много хороших актеров вышло. Вот и наши молодые мечтают. Вообще-то, жена моя там занимается этим делом, она профессор, но, раз уж я оказался в столице, почему бы ей не помочь?
– Вот как… – Лицо женщины разгладилось, она о чем-то напряженно думала. Потом выдала: – Я бы не сказала, что с париками у нас все хорошо… обеспечивают не очень. И с другими делами проблема… грим и всякое такое…
– Я заплачу вам! – перебил я «плач Ярославны». – Очень хорошо заплачу. Сколько скажете. Ну, как?
Через сорок минут я вышел из театра, сопровождаемый довольной, сыто улыбающейся костюмершей. Или гримершей? Я так и не узнал ее должность. Скорее всего – и то, и другое сразу. Ибо – экономия! Бумажник мой стал легче на двести рублей (что мне показалось очень даже недорого!), и все, что мне нужно, я получил. Теперь можно легко и свободно менять свой облик в любой удобный момент. Гримерша даже показала, как и чем клеить бороды и усы. Парики совсем не новые, но ничего, сойдут, для дела сгодятся. Только прикасаться к ним было почему-то не очень приятно. Мертвые волосы… может, вообще с трупов? Глупо, конечно, я сам над собой смеялся, но… вот передергивало, когда их трогал, и все тут! Как к скальпам, снятым с голов белых поселенцев Америки, прикасаюсь.
От костюмерши сразу направился в гостиницу, чтобы сидеть в ней до победного – то есть до выхода в издательство. Бродить по городу уже не хотелось – не со здоровенным же пакетом с ворованными париками! Теперь я уголовный преступник, расхититель социалистической собственности, и сесть в тюрьму могу просто-таки на раз. Вместе со златолюбивой костюмершей.
Глава 4
В издательство пришел на полчаса раньше срока, а перед тем съездил на Павелецкий вокзал и купил билет на поезд. Американцев пока еще не было, и Махров тут же уволок меня к себе в кабинет, потрескивая от энергии, как шаровая молния.
– Не переживай! Переговорил я с Нестеровым – все в порядке! Он уже отошел, говорит: в целом все прошло хорошо. Только просит больше так не делать, думать, прежде чем поддаваться на провокацию. Вернее – не поддаваться на провокацию и думать, что говоришь! А лихо ты про балалайку! Ржали всем издательством! С бутылкой, балалайкой, на медведе! Ну ты и… фантаст! Ха-ха-ха… Теперь слушай вот что: заседание Союза писателей назначено на двадцатое декабря. Там и будут рассматривать твой вопрос. Чтобы ты понимал – в правлении сидят… хм… такие люди…
– Старые большевики?
– Вроде того. С ними не так просто общаться, и не так просто будет пройти через приемную комиссию. Будут задавать вопросы – о международном положении, о политике партии и правительства, ты подготовься, чтобы не упасть в грязь лицом. Зарубить твою кандидатуру – раз плюнуть. Скажут, что ты идеологически незрелый – и ты потом хоть головой о стену бейся, все равно ничего поделать не сможешь. А я попробую поговорить и с Фединым, и с кое-какими членами приемной комиссии, но… не факт, что это поможет. Постарайся выглядеть простым советским человеком, строителем коммунизма. Договорились?
– Договорились… – хмыкнул я и, не выдержав, спросил: – Алексей, скажи… вот какое
