Воспоминания о том, что привело его сюда, начали всплывать в голове. Он покинул клуб с намерением завалиться с Элизабет в постель, обвившись вокруг мягкого тепла ее тела и наконец-то уснуть. Но не прошел и совсем чуть-чуть, даже не добрался до места публичной аппарации, когда почувствовал, как его сразило первое заклинание. Оно был довольно слабым, и причинило, скорее, неудобство, а не боль. Но когда он обернулся, то оказался потрясен, увидев, как «Леди в маске» стоит неподалеку со своей палочкой, направленной прямо на него. Всего один лишь раз он общался с этой грабительницей, но почему-то понял, что сегодня что-то не так.
В ее глазах пылала яростная злоба, чего не хватало той, другой воровке. У той был какой-то хулиганский блеск в глазах, и озорная улыбка кривила ее губы, вызывая желание лишний раз поддразнить эту хулиганку. Она не заставляла бояться, поэтому-то тогда он и почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы отвесить ей пошлую шуточку. Конечно, она залепила ему хорошую такую оплеуху, но не сильно, казалось, это вообще было больше похоже на то, что так она хотела привлечь его внимание, а не навредить ему. Эта же женщина явно была какой-то другой. Она хотела, намеренно хотела причинить ему боль. И было что-то знакомое в ее ненависти, которую он физически чувствовал. Она словно излучала ее, но Драко не мог определить это прежде, чем она начала бросать в него Круцитаусы.
Он вспомнил, что уже на втором заклинании потерял сознание, но, учитывая то, что тело его продолжало и продолжало чувствовать новые мучения, Драко был почти убежден, что на этом его пытка еще не закончилась. Поморщившись, он все-таки с усилием разлепил веки и понял, что свет в палате выглядит очень притушенным, и поэтому зрение начало потихоньку восстанавливаться. Он даже смог увидеть рядом с кроватью поднос с кувшином воды и расположенной на нем небольшой вазочкой, в которой стояли цветы. Повернув голову, Драко посмотрел дальше и увидел длинный диван у стены под окном. На диване вытянулся его отец, положивший голову на подушку, а ноги — на подлокотник. Рядом с отцом лежала прижавшаяся к нему Гермиона, закинувшая на Люциуса ногу и положившая голову ему на грудь. А отцовская ладонь по-хозяйски обнимала ее за ягодицы.
Драко ужасно хотелось засмеяться, но это без сомнения бы причинило бы ему боль. Его отец, казалось, всегда дотрагивался до Грейнджер, наверное, даже во сне ощупывая ее. Взгляд его сумел наконец сфокусироваться и, продолжая смотреть на спящую парочку, Драко вдруг понял, что Люциус Малфой, преодолев какие-то комплексы по поводу разницы в возрасте и свою персональную циничную иронию по поводу чистоты крови, превратился в совершенно счастливого человека. Он был откровенно доволен своими новыми отношениями. Почему-то Гермиона оказалась реально хороша для него, и Драко подозревал, что их чувства гораздо глубже, чем осознавали они сами.
Он смотрел, как, проснувшись, Гермиона подвинулась к отцу, подняла голову и коснулась губами его лба, прежде чем подняться с дивана и отойти к кровати. Отец что-то невнятно пробормотал, не желая отпускать ее, хмурясь и протестуя во сне, но Грейнджер только потянулась, широко зевнула и присела на стоящий возле кровати стул. А когда, посмотрев на кровать, увидела, что Драко очнулся, ее губы растянулись в улыбке.
— Привет… Выглядишь дерьмово, — с усмешкой сказала она.
— Спасибо, признаюсь, я и чувствую себя довольно дерьмово, — голос Драко прерывался, а в горле что-то надсадно хрипело. Гермиона быстро потянулась, налила стакан воды и поднесла его к губам Драко, сунув туда соломинку, чтобы он мог выпить.
— Тебя снова отделала женщина, Малфой… — поддразнила его Гермиона.
— Угу, спасибо, что напомнила. И не в первый раз, хочу заметить, — допив стакан, он упал обратно на подушку, благодарный ей за успокаивающую прохладу воды в больном горле.
— Боюсь, что не последний, — она присела на краешек кровати. — Ты как вообще, в порядке?
— Да, я в порядке. Правда, сам до сих пор не могу в это поверить… А отец давно здесь? — Драко снова взглянул на Люциуса, до сих пор спящего на диване.
— Сразу пришел. Не переживай, он никуда не уйдет.
— А ты? — спросил Драко.
— А я не могу оставить его, — растерянно ответила Гермиона, как будто сама не совсем поняла, чего же только что сказала.
— Мда… Подружка моего отца спит у моей кровати, а жены моей просто не наблюдается нигде поблизости… — задумчиво произнес Драко. — Как интересно порой переворачивается мир.
— Это Люциус отправил ее домой, не ворчи, Малфой.
— Бьюсь об заклад, она его безумно раздражала, — хмыкнул тот, сразу же застонав, когда все тело пронзила боль.
— Ну… где-то так, он сказал, что Астория сводит его с ума и заставляет бороться с желанием дать ей подзатыльник и велеть заткнуться, — Гермиона встретила его взгляд, и оба они улыбнулись.
— Грейнджер, можешь сделать мне одолжение? — помедлив, спросил Драко.
— Могу попробовать.
— Будь добра, отправь сову Элизабет, она наверняка волнуется, — он вздрогнул, снова откинувшись на подушку, и понял, что голова все еще кружится.
— Малфой, вот вообще не понимаю тебя, уж извини. Ты же явно любишь эту женщину. Так почему до сих пор мучаешься с Асторией?
— Эх… Грейнджер, не в моем мире. Поверь, я не хотел бы ничего большего, чем жить с Элизабет, но мой брак — это то, что есть. То, чего изначально ждали от меня, — вздохнув, отозвался Драко, казавшийся каким-то смирившимся с неизбежным.
Но Гермиона по-прежнему отказывалась понять такую позицию.
— Извини, но я до сих пор не понимаю этого. Почему ты не борешься за ваш союз с нею? Почему не пытаешься изменить положение вещей?
— Да потому что так было всегда, Грейнджер! Просто тебе этого не понять. Ты не чистокровная, ты не выросла среди волшебной аристократии, это просто то, что было и есть, — он видел, как Гермиона оглянулась на отца, и взгляд ее смягчился. — Ты, правда, любишь его?
— Не знаю… — честно ответила она, не в силах оторвать глаз от лица Люциуса. У него была долгая и трудная ночь волнений за Драко. И его искренняя
