— Мне кажется, ты еще не закончил, — Люциус кивнул головой в сторону матери.
— Молодой человек, а мне кажется, что у вас проблемы, — пытаясь скрыть улыбку, строго заявила, зашедшая следом Гермиона. — Сейчас же надень пижаму!
Увиденное несколько напрягло ее. Гермиона была почти уверена, что Люциусу никогда не приходилось иметь дело с Драко, бегающим по коридорам мэнора в одних трусах. Хотя, ее и преследовало ощущение, что Драко тоже рос не самым послушным ребенком.
— Не хочу пижаму, хочу спать в трусах! — заявил Элиас, еще сильней прижимаясь к Люциусу.
— Меня не волнует, хочешь ты этого, Элиас, или нет. Ночью уже холодно, так что надевай, — она подошла к дивану. — А маленьких мальчиков, которые не слушаются своих мам, лишают сладкого, к твоему сведению.
— А я не маленький мальчик, я — мужчина, — заявил тот, выпятив грудь и так похоже приподняв подбородок чисто «малфоевским» движением, что Гермиона едва сдержала смешок.
— Ты — мужчина? Да неужели? — Гермиона заметила, как губы Люциуса, наблюдавшего за их перепалкой, дернулись от улыбки, и ей стало интересно, о чем он сейчас думает.
— Да, мужчина! Потому что у меня есть пенис, — кивнул Элиас. — А дядя Гарри и дядя Рон не спят в пижамах, они спят в трусах, и я буду спать в трусах.
— А если дядя Рон и дядя Гарри землю начнут есть, ты тоже ее попробуешь? — спросила Гермиона, закатывая глаза. — И, кстати, не стоит говорить о своем пенисе с другими людьми.
— Это почему? — удивленно воззрился на мать Элиас.
— Потому что, пенис — очень личная часть организма и обсуждать его в чьем-то присутствии крайне невоспитанно, дорогой, — у нее мелькнула мысль, сколько еще подобных разговоров ей предстоит.
— Ох же… тогда ты должна сказать дяде Гарри, чтобы он держал свой пенис подальше от тети Джинни, если это очень личная часть организма, — тут же парировал Элиас.
Лицо Гермионы вспыхнуло ярко-красным, а Люциус засмеялся с долей сарказма.
— Дядя Джордж сказал дяде Рону, что дядя Гарри не может его держать подальше, когда тетя Джинни рядом, и они не могут оторваться друг от друга, как кролики, а я никогда не видел, чтобы кролики не отрывались друг…
— Элиас, ты не должен подслушивать, мы с тобой уже говорили об уважении к личной жизни людей. Ты помнишь наш разговор? — Гермиона поразилась улыбке на губах Люциуса, это была подлинная, слегка кривая, но самая настоящая улыбка, а не ухмылка. Казалось, Малфой наслаждается выходками этого маленького хулигана, потому что, улыбаясь, он казался почти счастливым. И еще… он был чертовски красив в этот момент.
— Да я просто слышал, мам, а потом, как-то раз, дверь была немного открыта, и я увидел… — Гермиона быстро подняла руку, чтобы остановить его, и раздраженно качнула головой.
«Мерлин! Элиас слишком сообразителен и слишком любопытен. И своим бесконечным любопытством так похож на меня саму».
— Меня не волнует, что ты там увидел, Элиас. И уж тем более, не стоит повторять все, что ты слышал! Но у меня будет разговор с дядей Гарри, вот это уж точно… А теперь — спать, — она протянула мальчику пижаму, но Элиас снова схватился за плечи Малфоя.
— Не хочу! — упрямился он.
— Элиас, я тоже мужчина, и при этом сплю в пижаме, — тихо сказал ему Люциус.
Элиас ослабил хватку и откинулся назад, глядя в его лицо.
— Правда? — с искренним удивлением спросил он.
— Конечно, я же не хочу замерзнуть ночью, да и бегать в нижнем белье невоспитанно, и уж совсем неуместно и нехорошо не слушаться маму, — без упрека, но достаточно твердо, ответил Малфой.
Лицо мальчика помрачнело, но он понимающе кивнул.
— Хорошо, — малыш спрыгнул с Люциуса на пол. С низко опущенной головой он подошел к матери и поднял руки, чтобы она смогла надеть на него пижамную рубашку. — Прости, мам. Я не хочу быть умастным.
— Нет, дорогой, это слово — неуместно, но за извинения спасибо, — Гермиона натянула на него пижаму. Потом поцеловала в макушку, и подняла подбородок костяшками пальцев. — Готов слушать сказку?
Улыбаясь, Элиас кивнул. Потом оглянулся через плечо на Люциуса, и опять к матери.
— Мам, может сегодня сказку почитает Лушиус?
Сердце Гермионы дрогнуло: с тех пор, как он родился, это был их обычай, их правило. А сейчас он пригласил Люциуса…
«Черт, как же больно!»
Стараясь не выдать обуревающие ее эмоции, она мягко улыбнулась и погладила шелковистые локоны:
— Конечно, сладкий, как скажешь, — и вопросительно посмотрела на Малфоя.
Понимая, что мальчик невольно причинил Гермионе боль, Люциус замер. Он не знал, как лучше ответить Элиасу… Но тот, не дожидаясь ответа, схватил его за руку и потащил в свою спальню. Улегшись под красно-синее одеяло, он похлопал ладошкой рядом с собой: «А ты садись сюда». Люциус сел на кровать, рядом с его подушкой и, откинувшись на спинку, вытянул ноги.
— Держи, — протянул ему книгу сын.
— «Зеленые яйца и ветчина»? Это еще что такое? — с отвращением скривился Люциус, открывая ее.
И тут же оказался потрясен снова, потому что Элиас подкатился к его боку, подлез под руку и улегся ему на плечо. Переполненный непонятными эмоциями Люциус начал читать смешную историю в стихах о вредном и надоедливом персонаже по имени Сэм. Когда он закончил, а Сэм, наконец, заставил какого-то беднягу съесть зеленые продукты, Элиас уже крепко спал, сладко посапывая на плече собственного отца, хотя и не знал этого.
Люциус отложил книгу в сторону и осторожно высунул руку из-под головы ребенка. Элиас мягко всхрапнул, перекатываясь на подушку, и улегся на бок, подложив ладошки под щечку. На своей синей постели он выглядел сейчас словно маленький сладко спящий ангел. Малфой укрыл его, подтыкая одеяло вокруг, и не смог удержаться, чтобы не дотронуться до мягких золотистых кудряшек, убирая их с лица мальчика.
— Ты стал самой большой неожиданностью в моей жизни, — еле слышно прошептал он, глядя на малыша. Люциус не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь такого спящего Драко, и вина перед старшим сыном кольнула снова. — Ты мой второй шанс, мой шанс стать другим человеком и лучшим отцом. И я… постараюсь… не подвести тебя.
И неожиданно для себя сделал то, что Гермиона делала на этой неделе десятки раз: он наклонился и
