Гермиона ощутила, как ее охватывает стыд.
— Прости… Я… я не хотела показаться тебе неблагодарной дрянью, — вздохнула она, понимая, что в этой ситуации выглядит злобной гарпией.
Сейчас, уже чуточку успокоившись, Гермиона начала осознавать, что отреагировала столь бурно и остро лишь потому, что за эти годы привыкла постоянно и от всего защищаться, надеясь лишь на саму себя. А поскольку Люциус появился в их жизни так недавно и так неожиданно, то и от него Гермиона по привычке тоже начала обороняться.
Она подошла ближе и положила руку на плечо Люциуса, а когда он, вздрогнув, повернулся, то увидела на его лице разочарование и боль.
— Пойми меня… Я пытаюсь воспитать Элиаса так, чтобы деньги не стали для него наивысшей ценностью. Мне хочется, чтобы он понимал, что, в конечном счете, главное — это то, что представляет из себя сам человек. И что он несет в этот мир. Тем более, если смотреть на жизнь здраво, то обойтись можно и небольшими деньгами… И я надеюсь, что став взрослым, Элиас будет четко понимать — не деньги и не имя, доставшееся от поколений предков, определяют его судьбу. А лишь сам он.
— Гермиона, прости, но это нереально. Ты не сможешь научить ребенка игнорировать значение денег, когда весь мир вокруг будет проповедовать ему абсолютно противоположное. Нет, конечно, тебе может и удастся воспитать в нем некое пренебрежение к роскоши и материальным благам, несомненно. Но не к деньгам. Поскольку они по своей природе даруют человеку еще кое-что. Независимость, степень свободы, статус. Их не стоит недооценивать. Тем более, что рано или поздно, Элиас станет Малфоем. И к нему уже будут относиться, как к одному из членов семьи, даже несмотря на то, что он — первый полукровка, появившийся в роду. Он — Малфой, а данный факт уже означает, что Элиас богат. Нравится тебе это или нет… — присев на перила, Люциус наблюдал за ее реакцией.
— Не он, Люциус, а ты. Богат не мой ребенок, богат его отец, — упрямо возразила Гермиона, которой хотелось верить, что сможет защитить Элиаса от влияния высокомерия и снобизма, сможет вырастить из него хорошего порядочного человека и без огромных капиталов. И осознание того, что Люциус, по сути, прав, дико раздражало.
— Ошибаешься. Как мой сын, он унаследует приличную часть моего имущества, тем более, что я уже через адвокатов учредил трастовый фонд на его имя и изменил завещание. Не волнуйся, пока об этом известно лишь юристам, но дело уже сделано. Так что, Элиас — уже очень богатый мальчик.
— И ты сделал все это, даже не спросив для начала меня? Люциус, тебе не кажется, что я имею право знать о таких важных вещах? Черт, я его мать! И все, что касается Элиаса, касается и меня! — Гермиона даже топнула ногой, а поняв, что именно сделала, смутилась и покраснела.
«О, Боже… Почему этот мужчина может вывести меня из равновесия всего парой фраз? Да что со мной?»
— Вот уж не думал, что тебе будут интересны подробности моих финансовых и юридических решений! Тем более, что я не пытался провернуть у тебя за спиной что-то вредное для нашего ребенка! — защищаясь, Люциус повысил голос еще раз.
— А как ты мог подумать, что я не захочу узнать об этом? И что я делала бы, если б, упаси Бог, с тобой случилась какая-то беда? Откуда я бы узнала, что ты, оказывается, что-то там сделал для Элиаса? — Гермиона вновь вспыхнула от праведного негодования, и Малфой снова невольно отметил про себя, насколько красива она сейчас.
«О чем я только думаю?»
— От моего адвоката, который обязательно связался бы с тобой, конечно. Тем более, что женщины моего круга не вмешиваются в подобные вопросы и не засоряют ими голову, поскольку это — удел мужчин. И, кстати, именно потому практически у всех состоятельных вдов есть профессиональные управляющие и юристы, занимающиеся их капиталами и недвижимостью. Извини, но такое решение — более чем разумно, — Малфой снова пожал плечами и этот жест показался бы Гермионе милым, если б не разозлил еще сильней.
— Ну, знаешь ли, я — не одна из женщин твоего круга. И кое-что понимаю в финансах, а то, что не понимаю, как-нибудь в состоянии изучить и разобраться. Поэтому, Люциус, уж будь добр, когда принимаешь какие-то финансовые решения, касающиеся Элиаса, ставь меня в известность, — упрямо продолжила она гнуть свою линию и вдруг увидела, как Малфой, стиснув губы и сузив глаза, качнулся к ней и крепко схватил пальцами за подбородок, наклоняясь к самому лицу.
— Скажи, почему ты такая упрямая? Чертовски упрямая! — сквозь зубы спросил он, встречаясь с ней взглядом.
В эту минуту, глядя ей в глаза, Люциус искал в них…
«Мерлин! Да я и сам не знаю, чего! Разве что какой-нибудь мельчайший знак, который скажет мне о том, что она не испытывает ко мне ненависти? Или, что думает обо мне, когда я ухожу от них? Или, что на самом деле рада моей заботе о ней и о мальчике?»
Но все, что он видел сейчас — лишь остаток ярости и удивление, смешанные с чуточкой страха. И Люциус не сдержался. Он наклонился и поцеловал ее. Сначала осторожно коснувшись губ, а затем сильней, глубже. Краем сознания отмечая, что той ночью, когда случилась их неожиданная близость, он даже не прикоснулся к ее губам. Иначе бы не смог забыть их вкус и то, какие они мягкие, как несмело приоткрываются, поддаваясь его настойчивости. Как сладок вкус ее рта, который он смаковал сейчас, проникнув внутрь языком. И как тихо всхлипывает она, сжимая и разжимая ладошки, будто думая — оттолкнуть его или притянуть к себе еще ближе.
Неохотно оторвавшись от Гермионы, Люциус медленно отстранился и с некоторым удовлетворением глянул в ее затуманенные дымкой глаза. Оба тяжело дышали, а когда молния снова сверкнула по ночному небу ярким росчерком, Малфой заметил, как губы ее еще блестят от поцелуя. Не отдавая себе отчета, он погладил их подушечкой большого пальца, уже затосковав по вкусу, но сдержался. А потом почувствовал, как тоненькие пальчики обхватили его запястье и резко дернули вниз. Приложив ладонь к губам, Гермиона быстро шагнула назад, и выражение ее лица слегка напугало Люциуса.
«Она просто шокирована этим поцелуем или он ужаснул ее?»
Не произнеся ни слова, Гермиона обошла его и вернулась в дом. А Люциус, озадаченный и смущенный, так и остался стоять на крыльце.
__________________________________________________________________
Продолжающая бушевать за окнами мэнора буря, как нельзя ярко отражала то, что творилось
