— Я не ханжа, и знаю о сексе все. Правда, в теории, а на практике — нет…
— Но сейчас ты же хочешь оказаться с ним в постели снова? — упрямо продолжила расспрашивать Джесса.
— Не знаю… возможно и хочу, просто… все очень сложно. Он намного старше меня, намного опытней… И я ужасно боюсь выглядеть перед ним… дурочкой, — к концу фразы Гермиона снова ужасно смутилась и покраснела.
— Да, я помню, ты говорила, что училась в одной школе с его сыном… Но, черт возьми, как же он тогда умудрился тебя выебать?
От этой грубоватой прямолинейности у вздрогнувшей Гермионы перехватило дыхание.
— Джесса!
— О, я тебя умоляю! Только не делай вид, что оскорбила твои маленькие, почти девственные ушки, — Джесса закатила глаза. — Прости, но как это понятие не называй прилично, смысл его точней всего передаст лишь суровая правда: ебать, выебать, уебать и пошли на хрен все те ханжи, которых это коробит.
— Мы, гм… то есть… произошел несчастный случай… много народу погибло. Поэтому мы и пили тогда. Ну а потом… попытались как-то утешить друг друга. Вот так это и случилось, — ответить Гермиона постаралась, как можно ближе к истине.
— Странно, что он не женат. Я имею в виду, для мужчины его возраста.
— Он был женат… его жена как раз и погибла в той… аварии… Потому, собственно, Люциус и был тогда не в себе. Понимаешь?
— Эх… Как все сложно то, оказывается. Да еще и залетела сразу же… — Джесса сочувственно посмотрела на подругу.
Она искренне любила Гермиону. Любила практически, как младшую сестренку, и бесконечно восхищалась стойкостью и моральной силой этой молоденькой девчушки, избравшей для себя удел матери-одиночки, вместо того, чтобы просто избавиться от неожиданного и нежеланного плода. И, конечно же, хотела, чтобы та наконец нашла свое женское счастье.
— Да, беременность резко изменила мою жизнь и планы на будущее. Но… Что произошло, то произошло. Просто впредь я буду умней и осторожней, — Гермиона усмехнулась и покачала головой. — Поскольку к еще одному ребенку пока точно не готова.
— Тогда тебе надо продумать все и, может быть, уже сейчас начать принимать зе… таблетки.
— Даже не знаю, как мой организм среагирует на синтетические гормоны, но рассмотрю все варианты. Черт, не могу поверить, что рассуждаю о проблемах приема противозачаточных средств, — приподнявшись, Гермиона уселась и обняла коленки.
— Ладно. Оставим пока проблему противозачаточных, поскольку я так и не услышала ответа на свой вопрос. Ты лишь объяснила мне сложный характер ваших отношений. А хочешь ли ты, чтоб этот мужик снова ебал тебя или нет — так и не призналась… — Джесса снова намеренно использовала вульгарную формулировку в надежде, что возмущенная подружка не удержится и скажет ей правду.
— Да не знаю я! Не знаю! — почти прокричала Гермиона в ответ.
— Что значит «не знаю»? Либо мужчина заставляет тебя истекать от желания ощутить его у себя внутри, либо не заставляет. Прости, дорогая, но третьего не дано! — упорно продолжала дожимать ее Джесса.
— Когда Люциус рядом, у меня перехватывает дыхание… и сердце начинает биться, как сумасшедшее, — признала Гермиона.
— Эм-м… Это все, конечно, хорошо, но мокрая-то ты от него становишься или нет? — Джесса усмехнулась, заметив, как у подруги расширились от этого вопроса глаза.
— Ну… пожалуй, да… — Гермиона снова покраснела до корней волос.
— Фантастика! — довольно рассмеялась Джесса. — Итак… что же ты собираешься с этим делать?
— Что ты имеешь в виду под своим «что ты собираешься с этим делать»? Да ничего не собираюсь! Просто… пусть все идет, как идет. И случится в свое время. Я хочу, чтобы сейчас все произошло… естественно, — мягкая улыбка скользнула по губам Гермионы. — Знаешь, когда он поцеловал меня в первый раз…
— Стоп! Погоди-ка… Что значит «когда поцеловал в первый раз»? Вы что, ни разу не целовались? Даже, когда трахались? — перебила ее и так недоверчиво спросила Джесса, что Гермиона снова ощутила ужасную неловкость.
— Нет… тогда — нет. Я же говорю, что мы оба были не в себе той ночью… А когда начали общаться снова, то Люциус всегда вел и продолжает вести себя, как джентльмен…
— Боже, боже… Боюсь, дорогая, что тогда первого секса ты будешь ждать еще дольше, чем первого поцелуя! То бишь — вечно! Если, как говоришь, этот Люциус ведет себя джентльменом, то это означает, что он (прости, как дурак!) будет ждать какого-то знака или, что еще хуже, первого шага, говорящего о твоей готовности. Что-то вроде: «Ах, стань наконец знойным мачо и выеби меня уже!» — Джесса усмехнулась. — Хотя… сама понимаешь, есть много способов «и рыбку съесть, и лапок не намочить» и без… ээ… прямого проникновения, если уж ты к нему не готова.
— Например, каких? — жгучее любопытство Гермионы, казалось, достигло апогея.
— Ну, например, откровенных ласк. Отлично выполненного петтинга еще никто не отменял, знаешь ли. Или же ты могла бы позволить ему немножко пошептаться с твоим пушистым котеночком…
— Пошептаться с… кем?
— Ох, темнота! Дать ему попробовать себя, отведать, вкусить — как еще тебе сказать? — Джесса закатила глаза, испытывая безумно острое наслаждение от дикого смущения Гермионы.
— Джесса!
— И не давай ему вставить, пока не вылижет тебя всю! Не полакомится… — подруга лишь дерзко подмигнула и демонстративно пощелкала языком, показывая, как именно Люциус должен попробовать Гермиону. Они обе бились в припадке истерического смеха, когда услышали громкий стук во входную дверь магазина. — Я открою. Наверное, это какой-то идиот, который не может прочитать табличку с одним единственным словом: «Закрыто!»
Гермиона все еще продолжала улыбаться, глядя, как Джесса поднимается с пола и выходит из кабинета, направляясь к входной двери. Она всегда восхищалась яркой и бьющей через край чувственностью, которой отличалась эта молодая женщина. И самой Джессой, сосуществующей с собственной сексуальностью так, будто та была ее второй кожей. Казалось, понятия стыда или стеснительности и впрямь неведомы этой очаровательной диве, однако ее доброта, цепкий ум и природное здравомыслие не вызывали никаких сомнений. Стать такой, как Джеса, она, конечно же, не смогла бы, но порой страшно завидовала ее свободе и независимости от чужого мнения. Уже через несколько минут подруга вернулась обратно, держа в руках большую черную коробку.
— И что это такое? — спросила она, когда Джесса снова уселась напротив и поставила коробку
