Ани не без труда сглотнула — во рту вдруг пересохло и кисло-медно стало. Сатор растерла шею, приглаживая волоски, от страха вставшие дыбом. Нет, сама угроза не пугала совершенно, а вот это «сука» резала глаза, как ножом. Наверное, потому что Ани так никто и никогда не называл. Ну так получилось, прожила жизнь счастливо. В самый раз до этого дикого, почти ненастоящего момента.
Дверь раздевалки оглушительно ботнула, заставив Анет не только вздрогнуть, но даже и пискнуть тихонько.
— Бараш! — крикнул Нелдер, будто в лесу аукался. — Ты тут?
Ани, скомкав записку, сунула ее обратно в карман, зачем-то протиснулась в щель за последним рядов шкафчиков, прижалась к стене, сдерживая дыхание.
— А она точно пришла? — уже тише спросил у кого-то Кайрен. — Нет, не видел…
Створка снова грохнула пушечным выстрелом. Анет еще постояла, прислушиваясь к тишине подвала, длинно выдохнула. Стряхнула с халата пыль, волосы пригладила и почти побежала к выходу.
Проклятый листок в кармане шуршал, и Сатор мерещилось, что через не слишком плотную ткань его отлично видно, поэтому она прижала бумажный ком ладонью.
* * *Дом был очень неправильный: длинный, как лабаз, но подъездов всего три — они скучковались с одной стороны, будто жались к углу, а дальше стена, не сплошная, конечно, с окнами, но никаких дверей.
— Точно шестой подъезд? — недовольно поинтересовался Нелдер, словно это Ани виновата, что тут не только шестого, но и пятого, а так же четвертого не видать. Потому Сатор ничего отвечать и не стала. — Может, еще разок обойти?
И на это Анет промолчала, потому как обходили уже два раза. От нового обхода картина не менялась: у дома номер четырнадцать по Сосневской улице имелось три подъезда. С другой же стороны здания их было аж двенадцать, да проблема в том, что, судя по табличкам, с тыла постройка числилась уже за Лунным проспектом и имела номер восемьдесят один.
Такому практикуму ориентирования на местности Сатор уже не удивлялась. Сейчас хоть экипаж смог к дому подъехать, до половины же вызовов приходилось едва не квартал пехом топать, потому как жильцы перекрывали все подходы, как к осаде готовясь.
Ани быстро на Нелдера глянула, отошла на пару шагов, даже чуть присела, пытаясь хоть что-то рассмотреть за деревьями запущенного заросшего скверика, разбитого неподалеку. Но ничего хорошего, впрочем, как и плохого, не разглядела — вечерело уже, солнце почти укатилось за дома, оставив и во дворе и в садике жиденький туманный полумрак.
— Чего ты там увидеть хочешь? — буркнул Кайрен.
— Бабушек, — призналась Ани. — В таких местах бабушки гуляют, они все знают.
— Ба-абушки, — эдак задумчиво протянул врач, таща из кармана амулет переговорника — фетиш тащиться не желал, цеплялся за подкладку кармана, выворачивая ее на изнанку. — Бабушки — это хорошо. — Видимо, амулет на свет не зря показываться не желал, ибо был он тих и темен, как глаз Хаоса. Нелдер его и встряхнул, и по ладони постучал, но переговорник даже не подмигнул. — Ладно, давай сунемся с другой стороны, может опять улицы перепутали. — Кайрен подхватил с земли укладку, пошагал вперед, не удосужившись посмотреть, идет за ним Сатор или нет. С другой стороны, а куда ей деваться? Пошла, конечно. — Значит, дело было так, — разглагольствовал на ходу «корсар». — Спускаюсь я с вызова, сажусь в карету, связываюсь с диспетчерской. Они мне: «Погоди, сейчас скажем, куда катить». Ну, пока суть да дело, решил вызов оформить. Пишу, никого не трогаю. А рядом с домом лавочки, на лавочках, понятно, бабушки. И вот одна говорит: «Уж какие они молодцы, какие молодцы!» — и на меня, стал быть, кивает. Я из кабины чуть не вывалился. Сама представь, нас и вдруг хвалят! Бабка же, понимаешь, продолжает: «Уж какие молодцы! Вот моя свояченица как мучилась, аж в голос заходилась! А «неотложка» приехала, так тут же и померла, отмучилась».
— М-да… — промямлила Ани, протискиваясь в подъезд между дверью, которую Нелдер вежливо придержал, и его же рукой.
Кстати, двери перед дамами Кайрен придерживал очень оригинально: упирался в нее кулаком, а сам в сторону отходил, потому оставалось лишь два выхода: либо руку его отталкивать, либо подныривать под нее.
Но, честно говоря, и его манеры и все бабушки скопом, Ани сейчас интересовали мало. Одиннадцатая бригада как уехала в начале смены с подстанции, так до сих пор обратно и не заезжала, дело же к ужину шло, а Анет с утра только чаю выпить успела. Но даже не это было основной проблемой, главное, что чай настойчиво и довольно давно требовал выхода, а куда его девать, Сатор понятия не имела.
Нелдер, ясно, о трудностях своего второго работника ничего не знал, потому об этом и не задумывался.
— Экстренную вызывали? — без всякой надежды, тоскливо даже поинтересовался он у женщины, возникшей на пороге — номер у квартиры был тем, что в вызове указан, но улица-то не та.
— Вызывали, — гавкнула дама. — Два часа уже прошло! Помереть можно, пока вас дождешься. Проходите, — добавила неуверенно, будто сомневаясь, стоит ли пускать в дом всяких проходимцев.
— Вы бы хоть вышли, встретили, — тихонько пробормотала Сатор, входя в квартиру вслед за Нелдером, — если адрес такой запутанный.
Как бы тихо Ани не говорила, дама ее прекрасно услышала и пропускать замечание мимо ушей не собиралась.
— Вот еще, делать мне больше нечего! — мигом завелась тетка. — Охамели в конец, встречай их! Может, еще, ковер постелить, чтобы мягче ходить было? Может…
— Где больная? — спросил Кайрен, очень, ну просто очень недовольно покосившись на Анет.
— Во, доктора! — возмутилась женщина, хлопнув по пухлым бокам, обтянутыми не слишком чистым, попахивающем переваренной капустой платьем. — Больную подавай! Хоть бы руки помыли!
— У нас салфеточки есть. Специальные, — заверил Нелдер, ласково глядя на тетку. — Зельицем пропитаны. Раз! — и не надо ручки мыть. Так, где больная?
— Я все-таки помою, — пискнула Ани, бочком пробираясь к полуоткрытой двери, за которой призывно темнел умывальник.
А где умывальник, там и все остальное, верно же?
Кайрен на это ничего не сказал, только носом гневливо сопнул.
Руки Ани, понятно, тоже помыла. А потом еще и волосы, по-ведьмински торчащие дыбом, постаралась пригладить. Выходить из ванной не хотелось совершенно — где-то в глубинах квартиры тетка продолжала возмущаться и прекращать, кажется, не собиралась.
Сатор скорчила рожу собственному мутноватому отражению в захватаном зеркале, покосилась на массивный перстень, брошенный на заляпанной полочке между гребнем с волосами, застрявшими между зубцами, и почему-то ложкой. Надутое от собственной важности кольцо тускло
