Собственно, он таким и задумывался, но вот ляпнула — и стыдно стало до жути.
— Угу, — кивнул «корсар», которого тонкие чувства не одолевали.
Впрочем, приличия его не одолевали тоже. Он и одеться-то не удосужился, оставил лишь длинное полотенце. Получилось что-то вроде гоблинской юбки: тело прикрыто чуть пониже пупка и до лодыжек, а остальным любуйся, сколько хочешь.
Честно говоря, полюбоваться тянуло, хотя на спортсмена — а Ани всерьез считала, что ей именно такие мужчины ей нравятся — Кайрен совершенно не походил. Слишком худощавый и длинный, а вместо валунков мышц под кожей будто сухие веревки ходят. А сама кожа смуглая, гладкая, почти никаких волос. По крайней мере, на груди их точно не было, ну а ниже посмотреть у Сатор окаянства не хватало. Да и чего она там, ниже, на самом деле не видела? Вот разглядывать его лицо, осунувшееся, с темными кругами под глазами и слишком резкими скулами, оказалось гораздо интереснее.
— Будем считать, что я тебе дорога, — буркнула Ани.
И опять же, хотела, чтобы получилось с эдаким заигрыванием, а вышло ворчливо.
— Просто труп прятать хлопотно, — отозвался Нелдер. Потянулся за бутылкой, на столе стоящей, плеснул в два пузатых бокала — на самое донышко. Один в сторону Сатор сунул. — Устал я.
— Это что? — Анет указала подбородком на протянутый бокал, брать его не спеша.
— Отрава, — честно признался Кайрен. Правда, не понятно, что он имел в виду: действительно яд или качество коньяка. — Если есть хочешь, я могу что-нибудь по быстрому…
«Корсар» устало растер лицо, одним махом влил в себя коньяк. Впрочем, чего там вливать было?
— Нет уж, спасибо, — фыркнула Сатор.
Не то чтобы ей «пирата» жалко стало, просто от одной мысли о еде мутить начинало. Хотя и жалко тоже.
— Тебя твои не хватятся? Про пожар-то все утренние газеты наверняка трубят.
— Я им записку отослала, — не слишком уверенно ответила Ани. — Сказала, нас до вечера задержат. Сейчас их квохтанье слушать сил нет.
Нелдер кивнул, но отстраненно. Он опять на Анет смотрел, словно о чем-то своем раздумывая.
Получалось, что надо встать, вежливо отблагодарить за помощь и убираться восвояси. Ну, можно для начала коньяка махнуть, чтобы стыд так уж не жег, а потом уже убираться.
— Иди сюда, — не слишком громко и совсем не настойчиво попросил Кайрен.
И Ани конечно же встала.
А потом случилось… Ну, чудо случилось, по другому такое не назовешь. Даже «благословение Леди» для этого несерьезно и маловато.
Вернее, произошло чудо совсем не сразу. Поначалу все было вполне мило, а дальше не только мило, но и необычно, потом уж совсем как-то так, чему и слов-то не придумали. После же оно и случилось.
Ани лежала тихонько, прислушиваясь к ровному, спокойному дыханию Нелдера — он, понятно, моментально уснул. Но никакой обиды не было и в помине. Во-первых, Сатор саму всерьез в сон тянуло, для того чтобы глаза не закрыть, требовалось прилагать немало усилий. А, во-вторых, ее так и распирало от чего-то непонятного, но теплого, ласково-мехового и воздушного — какие уж тут обиды?
Вот только Анет считала себя женщиной опытной и неглупой, потому и понимала: уходить надо, притом прямо сейчас, пока он не проснулся. Потому и полезла из-под простыни, прикусив губу от усилий не задеть неловко, не разбудить.
А Нелдер просто перехватил ее, притянул, прижав к себе спиной, ткнулся носом в макушку.
— Останься, — выговорил сонно и не слишком внятно.
И снова тихонько засопел.
Вот это и было чудо.
___________
[1] Имеется в виду ручной аппарат для искусственной вентиляции легких. Современный аналог — мешок Анбу.
Глава 7
День вроде бы только собирался начинаться и воробьи, устроившие за ящериными стойлами драку, разорались совершенно по-утреннему, а солнце, будто обалдев от собственной наглости, уже палило вовсю. В комнатушке, гордо именуемой конференц-залом, решительно нечем было дышать, воздух словно выжгло. Да вдобавок настойчиво пахло, как бабушка говорила, «людиной»: потом, несвежими носками и нагретыми тряпками. Свежие, еще не успевшие выгореть под зноем запахи духов, туалетной воды, мыла и кофе, словно стеснительно прятались от этого амбре, забивались по углам, вместе с призраками-эвакуаторами прячась от слишком горячих солнечных лучей.
— … комиссия, понятно, еще работает, — вещал нач. смены, значительно поблескивая лысиной. Он и сам выглядел весьма значительно: огромный, внушительно руки скрестивший, по своему обыкновению не сидящий, а стоящий, опершись бедром о стол, залитый светом здоровяк больше на ожившую статую походил. — Но работу нашей службы при ликвидации чрезвычайной ситуации на фабрике фейерверков уже признали удовлетворительной. — Люди в зале тихонько загудели в ответ: не одобрительно, а скорее с легкой насмешкой. — Но не без оговорок, не без оговорок. — Гул стал сильнее, словно где-то под потолком вдруг осиный рой ожил. — В первую голову, как обычно, нам поставили на вид вопрос со страховыми полисами. В карте вызова надо указывать номер страховки. Так? Нет? А где они, номера-то? Нету номеров.
— Так мне мозги больного с брусчатки соскребать надо или его полисом интересоваться? — недовольно осведомился пожилой врач с козлиной бородкой, которого Кайрен Дундуком звал.
— Мозги мозгами, а полис нужен, — набычившись, пробасил старший врач. — Я вам говорю…
— А я триста раз уже говорила, — без всякого пиетета, даже с некоторой ленцой перебила доктор Вернер — та самая брюнетка с поразившей воображение Анет зажигалкой, которая Сатор поначалу жизни учила. Учила, понятно, врач, не зажигалка. — Взять, хотя бы, кочевников, табором вставшие на Сером пустыре. У них никаких страховок в помине нет. И что нам делать? Разворачиваться и обратно катить?
— А нам что делать? — встряла почти невидимая эвакуатор. — Мы не имеем право вызовы не принимать хоть в табор, хоть куда!
— Ша, доктора! — прикрикнул лысый.
— Вот и я говорю: ша, — подал голос Нелдер. — Мозги-то нам для чего дадены? Чтобы ими думать, о как!
— Может, у меня мозгов и нету… — почему-то обиделся Дундук.
— А ты еще по мостовой поскреби, — ласково посоветовал Кайрен.
— … только я, как некоторые, приписками не занимаюсь, — упрямо талдычил козлинобородый. — есть полис — пишу. Нет — ну извините.
— Да никогда, ни за что не извиним! — во всю веселился «корсар». — Ты своим крючкотворством и очковтирательством позоришь гордо звание СЕПовца и весь коллектив, состоящий из людей сознательных, должен подвергнуть тебя порицанию и остракизму, потому как благодаря твоей неуместной позиции нас лишают стимулирующих[1]. И…
Анет вздохнула, вытянула скрещенные в щиколотках ноги, пристроив их под кресло, которое впереди стояло, а руки в карман сунула. Вот ей было совсем не до веселья, как раз наоборот: на душе царило уныние и какое-то щекочущее недовольство. Причем недовольство это ни к чему конкретному не относилось, а было таким, отвлеченным.
Просто когда Ани сегодня домой заскочила, чтобы переодеться и на работу собраться, ее бабушка застукала. И в лепет, что
