— Да дело вовсе не в храбрости, — промямлила Анет. — Просто я не поняла ничего. И чем это могло грозить, тоже.
— Ну вот так вышло, — снова развел руками полицейский. — Только сестренка-то, которую любимый, то есть господин Нелдер, бросил, опять к братцу поскакала. А тот, не долго думая, поднапряг кой-кого из собственный подопечных. Он ведь такой шелупонью подзаборной и занимается, вот и поднапряг. Схема-то старенькая, но работающая. Пригрозил, толику денежек дал, те и расстарались. Да перестарались. То ли недопоняли, то ли кровь ретивая взыграла, то ли уж больно решительный отпор друг ваш дал, а получилось, как получилось. Это все, понятно, домыслы мои, ничем, кроме долгих лет безупречной службы, то есть опыта, не подкрепленные. Только я в таких вещах не ошибаюсь.
— Я так и не поняла, зачем вам это понадобилось? — Анет попыталась сглотнуть, смыть с изнанки горла прилипшую муть, но лишь сильнее затошнило. — И зачем вы тогда, в больнице…
— Ну как зачем? — всплеснул руками Май. — Мне ж нужно было, чтоб вы бучу подняли, адвоката вон наняли. Бросились доказывать, что никакого колечка не крали и, вообще, к делу не причастны. А друга вашего сердечного порезали волки позорные, вам неизвестные. Вы же у нас дама приличная, да еще из такой семьи. Шуму могли поднять! — Следователь снова за щеку схватился. — Тут бы мы этого козленка… Хаос! Полицейского, то есть, и прижучили. Да и просто расшевелить вас хотелось, а то уж больно вы оторопелые были.
— Так почему вы мне все это прямо не сказали?
— Ага, скажи я вам, а потом любой адвокат дело мигом развалит! Мол, следователь Эйнер на свидетельницу давил, улики фабриковал. Да и не свидетель госпожа Сатор вовсе, а подставное лицо, гадким Эйнером наученное. Или сами бы в суде по чистоте душевной и глупости девичьей что-нибудь ляпнули. Тем более, обращались перед этим вы ко мне с личной просьбой. Обращались же, верно? А что я вам про нехороших людей сейчас рассказал, так это к доказательствам не пришьешь.
— Как у вас все складно выходит, — усмехнулся адвокат. — Только вот зачем шумиха понадобилась? Обычно такое наоборот тишком делают.
— А это уже, простите, тайна следствия, — неожиданно серьезно ответил Май и по столу ладонью прихлопнул.
— Все-таки вы… — не выдержала Ани.
Правда, на то, чтобы фразу не закончить, у нее мозгов хватило.
— Вы — это полицейские? — уточнил следователь, улыбаясь устало и совсем не брутально потер виски. — И, надо понимать, все-таки сволочи? Только ведь, доктор Сатор, мы с вами почти одно и то же делаем, в дерьме и крови копаемся. При таком-то чистыми да незапятнанными остаться сложно. А козлистось от профессии никак не зависит. Уродов везде хватает.
— Я, в отличие от вас, людей спасаю, — заявила Анет невесть зачем.
— А я их защищаю. Конечно, в меру своих скромных сил и возможностей. Адресочки-то, которые вы у меня просили раздобыть, возьмете? Или гордость не позволит?
Гордость, понятно, пискнула протестующе, но протянутый листок Сатор все же взяла, а вот благодарить за него не стала.
* * *Оказывается, визиты в полицию способствуют не только развитию некоторой дезориентации, но и амнезии. По крайней мере, о том, что ее дядюшка дожидается, Анет забыла начисто. И не сразу вспомнила, зачем сама же его об этом просила и на кой велела цветы купить. А вспомнив наконец, не без труда переборола желание послать к хаосовым тварям и родственника, и букет, и саму идею, еще совсем недавно казавшуюся такой дельной. В конце концов, не зря же она столько раздумывала, стоит ли старикам вообще о существовании друг друга напоминать. Но ведь и сам Лангер заявлял: лучше жалеть о сделанном, чем не сделанном. Вот пусть и огребает собственную мудрость!
Хорошо уже, из больницы старушку уже выписали, и гостей она могла встретить во вполне авантажном виде — Ани же ее навещала. И «тетушка» была вполне бодра и собрана, принаряжена, деятельна, искренне радовалась возвращению домой, горевала о засохших во время ее отсутствия фиалках и пекла рассыпчатое, тоненькое, как листок пергамента, печенье, клятвенно обещая Сатор к следующему ее приходу собрать «по-настоящему приличный обед».
В общем, застать старушку врасплох Анет не боялась. Ну а дядюшка… По делам дураку и кара! В конце концов, его шевелюра все еще оставалась нетронутой. А вот предупреждать его племянница ни о чем не стала. Ведь вполне могло случиться так, что они просто не узнают друг друга, тогда ничего и городить не придется, не судьба. Потому она просто попросила Лангера проводить ее к новой подруге.
Профессор фыркал, ссылался на неотложные дела, возмущался глупостью племянницы, в общем, всячески бил копытом, демонстрируя собственную независимость. Но деваться ему было некуда, поэтому дядя пригладил ладонью свою гриву, галстук поправил и сдался на милость победителя.
В общем, поехали. А дальше… Расскажи кто-нибудь Сатор, что вот такое на самом деле бывает — вот в реальности, а не в Иллюзионе или спектаклях — не поверила ни за что, как бы не убеждали.
Когда старушка дверь открыла, первой она Ани увидела и вполне искренне обрадовалась, схватилась сухой ладошкой за запястье, через порог потянула. Потом и Лангера, прячущегося за охапкой рыжих хризантем разглядела, и ему улыбнулась эдак приветливо-отстраненно, залепетала, как она рада видеть друзей своей спасительницы. Дядюшка шагнул вперед, собираясь не менее вежливо расшаркаться.
Вот тут-то они и застыли врытыми столбами, будто оба разом приведение увидели, впрочем, наверное, так оно и было. Старушкина ладошка поехала по руке Анет, повисла безвольно.
— Ты? — не сказала и даже не ахнула тетушка, а, скорее, прошелестела, будто ворох сухих листьев перевернули.
Лангер кивнул в ответ. Сказать, что он побледнел — ничего не сказать. Лицо профессора стало серо-белым, будто отжатый творог, и очень старым, обрюзгшим даже. Дядя еще шаг сделал и рухнул — на самом деле рухнул, Ани услышала, как колени о половые доски ударили, — обнял ноги женщины, слепо тычась лицом в ее юбки. Он что-то бормотал, Сатор, пытавшаяся судорожно сообразить, как станет сразу двоих откачивать, сначала и не разобрала, что профессор раз за разом, с тупым и даже каким-то равнодушным исступлением одно
