– То есть, я хотела сказать, что доктор Рейгер счёл состояние пациента стабилизированным. И отправил его в неврологическое отделение, – постно отчиталась Хэлс и выдала вдруг. – Здрасти! Решилась-таки сама прийти? И правильно, чего её ждать, доктора-то? Так и до утра просидеть можно. А госпожа Кассел у нас добрая и не кусается почти. Не то, что некоторые.
– Я не кусаюсь? – подивилась Дира оборачиваясь.
И едва нос к носу не столкнулась с дивным видением. Чудо испуганно таращило кукольные голубые глазки и нервно покусывало пухлую губку. Курносый носик у него, точнее, у неё, кажется, тоже подёргивался. Нервно.
Кассел отступила, чтобы оценить видение получше. На расстояние оно выглядело вообще замечательно: почти белые кудряшки из-под жёлтой шапочки колечками вились. Бровки домиком, кулачки решительно сжаты – хороша, молода и невинна!
– Вам что-то нужно? – поинтересовалась Дира.
А недоброе предчувствие уже брало цепкой лапкой за горло. Неспроста вот такие чуды появляются в девятом часу вечера, ой неспроста. И, как правило, приволакивают за собой целую гору совсем ненужных проблем.
Виденье послушно кивнуло и тут же замотало головой.
– Я Анет Сатор, – пропищало тихо, будто извиняясь.
– Доктор Кассел, – представилась в ответ вежливая Дира. – Чем могу быть полезна?
– Я Анет, – напомнила блондинка.
И, кажется, собралась реветь. По крайней мере, глазищи подозрительно заблестели.
– Это я поняла, – ласково успокоила девицу Кассел. Сходу хамить не хотелось, настроение уж больно хорошее. Тем более что чудо было наряжено в форменный жёлтый халатик с эмблемой больницы. Правда, на кармашке ни имени, ни должности не вышито. Но всё равно же своя. – А что тебе тут понадобилось, Анет? Заблудилась?
– Я интерн, – призналась кукла обречённо.
И опустила напряжённые плечики, явно собираясь идти на казнь, смирившись с уготованной злой судьбой участью. А кары она ждала с полным на то основанием. Ведь что такое интерн по подлой своей сути? Это только обывателям кажется, будто они просто люди, без пяти минут доктора. Студенты, только что получившие диплом и готовящиеся стать профессионалами-специалистами.
На самом деле они просто прикидываются. Мимикрируют, как хамелеоны под окружающую среду. Интерн суть зверь пакостный и болиголовый, навязываемый настоящим докторам помимо их воли и желания, наказание за грехи. Причём возмездие с самими проступками несопоставимое, даже ужинай врач младенцами, запивая трапезу кровью девственниц. Интерн – тот же студент. То есть, полный балбес, ничего в медицине не смыслящий, но мнящий себя бывалым и всезнающим. А потому лезущий во все дыры. Причём куда не просят, лезущий особо рьяно.
Вот и не расслабляйся, госпожа доктор. Бди в оба глаза, чтобы по любопытству или недомыслию этот балбес никого из пациентов не угробил. И такое-то счастье абсолютно даром, то есть, безвозмездно. В смысле, к зарплате ни медяка не прибавляющее. А отказаться нельзя, потому как эдакая благодать идёт исключительно в принудительно-добровольном порядке.
– Интерн, – процедила сквозь зубы Дира и цокнула языком – раздражённо. – И кто же мне так подсуропил?
– Доктор Лангер, – сладенько пропела за спиной врача Хэлс, без малейших угрызений совести закладывая завотделением с головой. – У неё интернатура по хирургии, а цикл по нейрохирургии всего-то на пару месяцев. Вот за тобой, как за самой опытной, и закрепили.
– Поня-ятно, – протянула Кассел. Действительно, что тут может быть непонятного? Радовалась, что начальство тебя без потерь отпустило, не выпив положенный литр крови и даже куска мяса не выдрав? Ну, так вот тебе расплата. Распишись и будь счастлива. Ну, или расслабься и получай удовольствие – по обстоятельствам. – И что у нас в дипломе написано? Педиатр?
– Нет, – тряхнула кудряшками Большая Головная Боль. – То есть, я хирург. Но собираюсь стать нейрохирургом. Как вы.
И чудо миленько зарделось, скромно опустив реснички.
– Как я, – оценила класс подхалимажа Дира и обернулась к радостно ухмыляющемуся призраку. – Вот так живёшь, живёшь и не знаешь, что стала знаменитой.
– Нет, – пискнула блондинка, – то есть, я хотела сказать… В смысле, господин Лангер много о вас рассказывал! Вот я и…
– А разве он опять преподаёт?
– Нет, просто… – диво снова застеснялось, – … он мой дядя. Родной.
И вот тут доктор Кассел осознала глобальность разразившейся катастрофы. И размер свиньи, подсунутой любимым руководством.
Опять же, интерн – это не просто синоним геморроя, а младенец на помочах. И хорошо, если дитёнок попался ленивый, на всё плюющий. Посадил такого за карты и забыл о нём. А если достался любопытный и любознательный, то запасайся валерьянкой. А, заодно, и розгами. Не для интерна – для себя, любимой. Чтобы начальству далеко бегать не пришлось, когда оно с тебя за фокусы дитёнка шкуру спускать станет. А тут ещё и родная племянница завотделением. Всё, тушите огни!
– Водички? – участливо поинтересовалась Хэлс.
– Скальпель! – хмуро потребовала Дира.
– Кого резать будем? – уточнила призрак.
– Я ещё не решила, – призналась врач, – но кого-нибудь точно будем.
И ведь как в хрустальный шар глядела. Знала же, чем такие высказывания заканчиваются. Особенно когда смена начинается подозрительно спокойно. Могла бы и придержать язык, не первый день работает. Это всяким интернам позволительно плевать на суеверия. А опытный врач к приметам обязан относиться с почтением.
***
Многие считают, что дежурство в реанимационном отделении – это такая лафа, курорт напополам с собственной спальней. И, в принципе, их резоны понятны. Что такое реанимация? Никаких тебе палат – только зал, он же ремзал, в котором и коек-то, отделённых друг от друга полупрозрачными ширмочками, всего ничего. Например, под опекой Кассел их семь, а заняты только три. Пациенты чаще всего тихие, врачу не досаждающие, напуганные близостью границы с другим миром до полного спокойствия. Встречаются, конечно, жизнерадостные дедушки, но редко.
Больные постоянно находятся на контроле – проекции бдят. Не дремлет и вспомогательная дежурная сестра, сиречь призрак. Да ещё сестринский пост у самого выхода из зала. В смысле, стол, за которым дежурит живая сестра. И не какая-нибудь фифа из терапии, а серьёзная, огнём закалённая, водой проверенная и медные трубы прошедшая реанимационная – ей как себе верить можно. Что доктору делать остаётся?
Чаи гонять да спать в ординаторской. Но, во-первых, если врачу в приёмном отделении или там хирургии никто не возбраняет ночью подушку придавить, то реаниматору такая привилегия не позволена – обязан бодрствовать всё дежурство. Во-вторых, обход каждые полчаса. И заполнение дневника, будь он неладен. На писанину у доктора вообще времени уходит едва ли не больше, чем на пользование пациентов. И это несмотря на наличие информационных кристаллов, баз и персональных планшетов.
Ну а
