Крепость немори
Как бы бастет не пыталась остановить поток памяти, отдельные воспоминания все же просачивались. Так уже на протяжении нескольких часов девушка не могла избавиться от песенки, играющей у нее в голове. Детской колыбельной, от незамысловатых слов которой сердце тоскливо щемило.
У кота ли, у кота
Колыбелька золота
У дитятки моего
есть покраше его.
У кота ли, у кота
Периночка пухова
У дитятки моего
Есть помягче его*.
Откуда она знала эту колыбельную? И кому ее пела? Неважно. Все прошлое было под запретом. Лучше бы оно и вовсе исчезло. Как и исчезнет когда-нибудь и она сама. Сотканное из чистой энергии тело теперь с трудом удерживало свою форму. Сильфа в чужом мире выжить не могла.
Кошки, умирая, прячутся в темные и тихие места. Так и Юджина почти бесплотным призраком сидела у старого потрескавшегося зеркала. Не двигаясь, не зажигая свечи. Не открывая глаз. Лишь безмолвно шевелились губы.
У кота ли, у кота
Изголовье высоко.
У дитяти моего
Есть повыше его…
Бастет не дан талант к предвидению. Но беду они чувствовать умели. Только грозила она не самой бастет.
Каоран не беспокоил свою пленницу. Юджина чувствовала лишь слабое его присутствие. Но однажды в разрушенном и заброшенном замке внезапно стало людно. Ветер в коридорах принес бастет звуки чужих голосов… и запах крови. У Ворона были гости.
Кошачьему клану приписывают неуемное любопытство. Но иногда страх оказывается сильнее. Если бы бастет была бы свободна, то уже бы бежала прочь. Сейчас же ей осталось сжаться еще сильнее, надеясь, что ее не вспомнят.
Когда дверь слабо зацарапали, девушка вздрогнула. И только затем вспомнила, что отсутствие тела имеет и свои плюсы. Вред ей было причинить очень сложно. Она подкралась к двери, не запертой, лишь подпертой колченогим стулом, и просунула голову прямо сквозь стену.
У двери сидел кот. С черным гладким мехом, белой манишкой и белыми же носочками. Испуганные глаза его были совсем не кошачьего цвета — темными, лишь у самого края радужки отливаясь желтым. Кот жалобно мяукнул, и боднул головой дверь, прося его впустить.
Юджина поспешно вернула телу обычную плотность, поспешно убрала преграду и схватив баста, снова спряталась в комнате.
— Нефи? — тихо спросила она. — О, мой бедный несчастный Нефи!
Бастет погладила его по лобастой голове, и задумчиво повторила истинное имя сына. Как легко она вспомнила его. Будто и не прошло нескольких сотен лет, будто и не было жизни, в которой она была лишь Юджиной, юной северянкой, не знающей ничего о своей истинной сути. Забывшей даже о нем — розовощеком младенце, вихрастом тощем мальчишке, насмешливом юноше. И взрослом мужчине, разыскавшем ее в Красных долинах спустя годы. Но хватило лишь одного взгляда, чтобы все это вернулось.
— И как же ты здесь оказался? — огорченно спросила бастет. — Что, Ворон послал за тобой барда? А он оказался магом, и теперь ты не можешь вернуться обратно? Вот ж беда. Я так не хотела вмешивать тебя в свои проблемы.
Гулкие шаги в коридоре заставили Юджину притихнуть. Запах она узнала.
— И ты здесь… — сказала бастет, прижимая кота к себе. На пороге стоял мертвенно бледный вервольф.
— Барон Тадеуш Корбут, — представился барон. — Мы как-то встречались. Наяву и во сне.
— Я знаю.
— А как обращаться к тебе? Юджина?
— Можно и так, — откликнулась бастет, усаживаясь прямо на пол, и успокаивающе поглаживая шипящего Наэля. — И что ты здесь делаешь? Что-то мне подсказывает, что ты здесь не на ролях пленника.
— Я служу Ворону. — Голос у Тадеуша казался совсем бесцветным, тогда как в глазах горела так и неутоленная ярость.
— Ты злишься на него? Или меня, Тадеуш?
— Вы оба мне отвратительны. Бессмертные твари, играющиеся чужими жизнями.
— Никто из нас не бессмертен, поверь мне. — В зеленых глазах промелькнула грусть. — Ворон обещал тебе бессмертие? Или… может быть, вернуть того, кто ушел? Он не даст тебе ничего из того, что обещал.
— Хочешь сказать, ты дашь?
Бастет качнула головой.
— Так я и думал, — скривил губы барон. — Бастет лишь ложные божества, живущие за счет других. Те двусущные идиоты, что надеются на тебя. Ты не можешь помочь даже себе, кошка, не говоря уж о сыне.
Юджина задумчиво коснулась ошейника, почти незаметного в густом мехе кота. Снять его было невозможно, а пока Нефи в нем, обернуться он не сможет. И умирать ему не стоило — дух баста, покинув кошачье тельце, не сможет освободиться, и так же застрянет в крепости, как застряла она.
Когда-то давно Каоран мечтал заполучить себе наследника. Ради этого царь Менефера открыл врата между мирами и кинул демонам человеческие земли на растерзание, будто кость голодным псам. И будто этого было мало, он вытравил бессмертную душу из своей жены, отдав ее тело сильфиде. Но, в конечном счете, убил и ее, выбрав себе новую царицу. Сехмет. Ту, которую воспитал как свою дочь. И которая считала его своим отцом. Когда-то очень давно
Как, должно быть, он был разочарован, узнав о существовании Нефертума.
По пути к Ворону Юджи встретила на незнакомца — светловолосого мужчину с арфой за плечом. На нее он смотрел так, будто увидел призрака. Хотя почему — будто?
— Вы и есть — Юджина? — с любопытством спросил мужчина.
Голос мелодичный и приятный, и округлое лицо кажется добрым. Но кровью баста тянуло именно от него.
— Меня называют и так. Мы встречались?
— Нет. Но я вас уже видел, — загадочно ответил маг. Он пытался скрыть свою силу, но бастет обмануть было совсем не просто. — Я бы хотел посветить вам песню. Такие женщины, как вы, достойны того, чтобы их превозносили!
— Значит, ты поэт?
— И это тоже. Я почти влюблен, миледи! Могу ли я надеяться…
Юджина протянула руку, легко преодолевая сопротивление плоти. Почти призрачная ладонь коснулась мерно бьющегося сердца барда, заставляя того побледнеть и замереть от ужаса.
— Ты можешь надеяться, что твоя смерть не будет слишком мучительной, — посулила бастет.
— Нет, нет…
— Сехмет! — Шелестящий голос в голове заставил Юджину отпрянуть, освободив мага. Тот скрючился, держась за грудь. Теперь в его глазах был лишь страх. Все тот же голос пожурил: — Ну же, не надо обижать моих слуг, они мне еще пригодятся. Ты же хотела увидеть меня. Поспеши.
Барда пришлось отпустить.
— А ведь обычно я нравлюсь женщинам, — бросил в спину уходящей бастет Лаэрт.
— Нет ничего более изменчивого и опасного, чем женская любовь, — ответила Юджина.
Мужчина хмыкнул, будто бы соглашаясь.
Ворон стоял все на той же открытой площадке, на которой они виделись в последний раз. Будто и не уходил. Только от ленивой расслабленности не осталось ни следа. Где-то на востоке разгорался восход, и в отсветах зари бледное лицо древнего мага будто наполнялось жизнью.
— Каоран, — окликнула его Юджина. — Ты на самом деле любил ее?
Не нужно было пояснять, о ком она спрашивала. Ворон
