Теперь она пила хороший эспрессо и чувствовала себя почти как полагается, а Парцифаль пил какао. Он походил на кучу белья, которое достали из сушилки, прежде чем цикл закончился. Ничто в его поведении не намекало, что какао ему нравится.
Она спросила:
– Ты видел, как это произошло? Это был поджог?
Парцифаль не ответил. Он опустил окно и втянул ядовитый, пахнущий пеплом воздух. Кислое лицо Парцифаля ему соответствовало.
– Лок спросил, чем мы можем тебя порадовать, – сказала Фарух-Лейн. – Чтобы тебе стало уютнее. Ты что-нибудь хочешь?
Он повернулся к радио и стал молча нажимать на кнопки.
Она подумала, что не позволит Парцифалю испортить ей хорошее настроение и хороший кофе.
– У меня неплохой бюджет.
– Я хочу только кусок биненштиха[2], как пекла мама, – ответил Парцифаль таким тоном, словно Фарух-Лейн каким-то образом опорочила его мать. Его длинные пальцы, как умирающий паук, отползли от радио: он нашел оперу. Из автомобильных динамиков запел какой-то широкогрудый тип. – А этого нельзя.
Фарух-Лейн быстро погуглила «биненштих», надеясь доказать, что он ошибается. В Америке можно заказать буквально что угодно – при наличии хорошей кредитки и уверенности в том, что ничего невозможного нет. Впрочем, через пару минут она выяснила, что к биненштиху это не относится. Это был какой-то скучный немецкий десерт, который, очевидно, не нашел себе поклонников в округе Колумбия, во всяком случае среди пекарей, готовых доставить пирог в номер отеля. И никакого американского аналога у него не было.
«Почему Парцифаль просто не хочет покататься с ветерком, или с кем-нибудь переспать, ну или чего там хотят нормальные подростки?» – раздраженно подумала Фарух-Лейн.
Она украдкой написала Локу: «Найди мне биненштих».
Потом она спросила:
– Как я могу помочь тебе вспомнить, что ты видел? Подбрось какие-нибудь идеи. Давай устроим мозговой штурм. Сдвинем камень с места.
Он посмотрел на пепел.
– Зачем вы это делаете?
– Затем же, зачем и ты, – ответила Фарух-Лейн.
Парцифаль моргнул; глаза за стеклами очков были смущенными и удивленными.
– Что?
– Я сказала, что делаю это по той же причине, что и ты, – повторила Фарух-Лейн. – Чтобы спасти мир. А кто бы поступил иначе?
Он как будто растерялся.
– Что?
– Только не говори, что сидишь в этой машине со мной не потому, что желаешь остановить апокалипсис и предотвратить гибель человечества, – заявила Фарух-Лейн.
– Что?..
– Ты спросил, зачем я это делаю.
Он покачал головой, подозрительно глядя на нее.
– Я ничего не говорил.
Фарух-Лейн поставила кофе в подстаканник слегка резче, чем рассчитывала. Руки у нее снова дрожали. Она прокрутила в памяти последнюю минуту. Она действительно слышала голос Парцифаля? Или он звучал как голос Натана, который поддразнивал ее – изнутри головы – точно так же, как при жизни?
– Прости, – сказала она. – Кажется, я слегка на взводе.
Парцифаль наградил ее крайне неприятным взглядом, намекавшим, что он полностью согласен, а затем произнес:
– Это он.
Юноша указал за окно, на следы колес, которые разнесли пепел по улице.
– Я это видел. Я помню. Я видел, как их оставила его машина. Сегодня. Я уверен, что это было сегодня.
Она почувствовала, как сердце у нее забилось чуть быстрее. Вот это уже на что-то походило. Так она чувствовала себя, когда они приближались к Натану. Конкретные маленькие фрагменты головоломки, которые постепенно складывались в картину, по мере того как появлялся очередной кусочек. Пункты списка, которые можно было поочередно вычеркивать. Вещи, которые доказали бы Локу, что он не зря верил в Фарух-Лейн.
– Хорошо. Очень хорошо, Парцифаль. А что случилось потом? Куда мы едем?
Пальцы юноши крепче сжали одноразовый стаканчик.
– После этого видение стало менее четким.
– Постарайся.
– Я видел его в серой машине. И… в белой тоже видел. Кажется, правильно – в серой. Возможно, «БМВ». Не знаю. Я путаюсь больше, чем обычно. Я мог бы сказать раньше, если… я мог бы сказать, если…
Его голос оборвался, а рот обрел взволнованную форму.
– Ничего страшного, если будет непонятно, – сказала Фарух-Лейн. – Просто говори. Именно для этого я здесь.
– Я видел дорогу – вот такую, – Парцифаль сделал довольно грубый жест. – Не знаю, как это по-английски.
– Кольцевая развязка?
– Sackgasse[3], – сказал он.
– Съезд?
Он начертил на приборной доске воображаемую улицу.
– Здесь дом, здесь дом, здесь, здесь, здесь, здесь дом, здесь поворот, дом, дом, дом.
– Тупик, – немедленно сказала Фарух-Лейн. Он непонимающе прищурился.
– Дальше дороги нет, – пояснила она.
Парцифаль просветлел.
– Да, да.
– Где-то рядом?
– Конечно, где-то рядом, если следы колес еще видны, – логически рассудил Парцифаль. – Никто пока по ним не проехал.
С облегчением подумав, что наконец-то нашлось дело, Фарух-Лейн быстро открыла приложение с картами. На экране появились окрестные улицы. Худший вариант: поблизости нет тупиков. Реалистический сценарий: тупиков несколько. Наилучший вариант: всего один в радиусе пары миль.
События развивались по наилучшему сценарию.
Парцифаль, который смотрел на экран, перегнувшись ей через плечо и дыша в ухо, ткнул пальцем. Какао капнуло на телефон. Фарух-Лейн издала негромкий раздраженный звук. У Парцифаля был сущий талант.
– Ага, здесь, здесь, – сказал он. – Эндовер. То слово, которое я видел. Улица, на которой ваш Зет.
И тогда у них появился пункт назначения.
Парцифаль поднял стекло и осторожно поставил стаканчик с какао в держатель, рядом с кофе Фарух-Лейн.
Ей на ум пришли слова предсказательницы будущего.
«Если хочешь кого-то убить и сохранить это в тайне, не делай этого там, где тебя могут увидеть деревья».
Фарух-Лейн вздрогнула. Она делала это ради благой цели. Она спасала мир.
– Этот Зет, – сказала она Парцифалю, включая мотор. – В твоем видении он был вооружен? Опасен?
«Я ожидал от тебя большей сложности, Кармен».
Ей по-прежнему снился Натан, которого застрелили, и Натан снова живой, и Фарух-Лейн не могла понять, что хуже.
– Нет, – ответил Парцифаль. – Я хорошо помню. Он довольно слабый.
Она сказала:
– Ну тогда поехали его искать.
28
Чернота.
«Когда ты далеко, грезить труднее».
Все было черным.
Не черным.
Это было нечто противоположное свету.
Оно заполняло горло Ронана. Он задыхался…
«Ты думаешь, что тебе трудно слышать сны, когда ты далеко от своих гор. От нашей силовой линии. От леса. От Линденмера. Это неверно. Ты не ошибаешься, но это лишь наполовину правда. Снам трудно услышать ТЕБЯ».
Даже во сне – он умирал из-за этого.
«Тебя когда-нибудь просили опознать песню, играющую в переполненном ресторане? Всюду шум. Какой-то поганый папаша за соседним столом ругает ребенка. Официанты поздравляют с днем рожденья человека, который старался об этом не вспоминать. Песня слышится из динамиков, которые купили по дешевке, случайно. Когда люди вокруг на секунду затыкают хлебало, можно разобрать обрывок мелодии. Если мотив совпадает с припевом, тебе повезло. Выкрикни название и прими умный вид».
Его глаза, влажные от…
«Иначе это просто песня, которую ты когда-то слышал, но не помнишь. Вот что ты такое для силовой линии, для своего леса, когда ты далеко».
Ронан попытался дотянуться до Линденмера. Он даже не знал, в какую сторону тянуться в темноте. Он знал только, что должен за что-то ухватиться, если хочет положить конец ночной грязи. Но была только темнота. Отсутствие снов.
«Оно пытается тебя найти, но ты не упрощаешь задачу. Оно пытается понять, чего ты хочешь. Автозаполнение. И мы все знаем, как это бывает. Именно тогда всё начинает идти наперекосяк».
«Пожалуйста», – подумал Ронан, но он даже не знал, о чем просит.
«Не надо было ждать так долго. Я сделаю, что смогу, но ты – песня в переполненном ресторане, которую трудно расслышать в мерзком шуме».
Ронан
