Хеннесси хотела сказать, что ничего не видела, но разговор требовал слишком больших усилий; и на самом деле, если хорошенько подумать, что-то она таки увидела. Вспышку света. Секундное замешательство Кружева, прежде чем Линденмер его рассеял.
– Кое-что уже есть, – продолжал Ронан. – Тебе помогает? То, что делает Опал. Броня. И еще одна штука, вроде щита – то, что ты можешь взять с тобой. То, что не ты. Пока ты не научишься удерживать сны в голове.
– Я не могу, – хрипло ответила Хеннесси.
Опал издала грустный звук и положила что-то прохладное ей на горло. Было приятно – особенно на контрасте. Что бы там ни делала Опал, это, во всяком случае, помогало. Обморок Хеннесси не грозил.
– Я мог бы попробовать, – сказал Ронан. – Заснуть вместе с тобой, встретиться и сделать что-то прямо там.
Любая идея кажется отличной, когда остался только один шанс.
– Просто попроси. Это легко, – сказала Опал, предположительно успокаивающим тоном, который, из-за ее тихого и хриплого детского голоска, больших глаз и странных козьих ног, звучал жутковато. – На.
И на грудь Хеннесси лег щит, придавив ее к земле. Она издала болезненный вскрик.
– Опал, – резко сказал Ронан. – Убери.
Щит исчез. Хеннесси немного выдохнула, и Опал вновь принялась деловито обкладывать ее тело чем-то прохладным.
– Ты не хотела ничего дурного, – примирительным тоном сказал Ронан, обращаясь к Опал. – И ты права, здесь это легко. Нужно только попросить. Хеннесси, попробуй.
Все, о чем когда-либо просила Хеннесси, оборачивалось бедой. Жестоким розыгрышем. Вместо того чтобы плавать, она тонула.
– Что-нибудь малюсенькое, – угодливо подсказала Опал, как мать, сюсюкающая с младенцем.
– Все, что я вижу во сне, оказывается дрянью, – сказала Хеннесси.
Ронан, нахмурившись, посмотрел на нее. Губы у него двигались, словно он был не согласен, однако еще не до конца сформулировал контраргумент. Она сомневалась, что он справится.
Он спросил:
– Например, Джордан?
В яблочко.
Потому что Джордан, конечно, была хороша. Лучше Хеннесси. Лучше всех.
Лучший друг Хеннесси.
Придуманный друг.
Опал пригнулась так низко, что коснулась щекой уха Хеннесси. Она ласково прошептала:
– Что-нибудь небольшое.
Хеннесси закрыла глаза и опустила руки на грудь. Она сложила их чашей, вспомнив про огоньки, которые сыпались дождем. Такие добрые, прекрасные, невинные, изящные. Уже давно эти эпитеты не применялись к Хеннесси.
– Хеннесси, – сказал Ронан, – пожалуйста, не позволяй мне быть единственным.
Первая брешь в его броне.
– Что-то небольшое, – повторила Хеннесси. И разомкнула ладони.
Из них медленно выплыл крошечный золотистый огонек. Если смотреть краем глаза, это был просто огонек. Но если приглядеться внимательно, он горел крохотным, почти незаметным чувством – надеждой.
Она это сделала. Попроси – и получишь.
У Ронана зазвонил телефон.
73
В Линденмере не всегда работали телефоны. Линденмер одновременно использовал энергию силовой линии – и источал энергию сна; это, очевидно, как-то влияло на телефонную связь, а иногда ей питалось. Чаще питалось. И вдобавок в Линденмере время текло иначе, чем в остальном мире; минута здесь могла оказаться двумя часами, ну или два часа могли оказаться минутой. Учитывая всё это, было удивительно, что звонок вообще прошел.
Но он прошел.
– Я не в настроении ссориться, – предупредил Ронан.
– Ронан, – произнес Диклан. – Ты в городе?
– Я в Линденмере.
Вздох, который испустил Диклан, был самым ужасным звуком из всех, что Ронан слышал от брата.
– А что?
– Тебя ищут, – сказал Диклан. – Едут к нам домой. Чтобы убить тебя. Мэтью не отвечает.
На несколько секунд мозг Ронана перестал выдавать мысли и слова. Потом он спросил:
– Ты где?
– Застрял в пробке, – горестно ответил Диклан. – Пытаюсь выбраться, но деваться вообще никуда. Я позвонил в полицию.
Хеннесси пыталась сесть и собраться с силами. Очевидно, она слышала слова Диклана. И Линденмер тоже, потому что на землю посыпались крупные капли дождя – беспокойное небо горевало.
Ронан спросил:
– Ты далеко?
– Настолько, что не могу выйти и побежать, если ты об этом, – огрызнулся Диклан. – Он не берет трубку, Ронан. Возможно, они уже там. Я… слушай, они уже добрались… Джордан…
Когда он замолчал, Ронан закрыл глаза.
Думай. ДУМАЙ. Он обладал огромной силой, особенно здесь, в Линденмере, но вся она была бесполезна. Он не мог телепортироваться. Не мог заставить Мэтью взять трубку. Он мог управлять всем, чем вздумается, в своем лесу, но не за его пределами. И даже если бы он спал, как он мог помешать неизвестному убийце, который находился в двух часах езды на восток?
Он умел делать безделушки и приборчики. Бесполезные. Бессмысленные.
Хеннесси смотрела на него. Она слышала, как Диклан сказал «Джордан», но у Ронана не было времени с этим разбираться.
– Я попытаюсь, – проговорил он.
– Как? – спросил Диклан.
– Не знаю. Не знаю.
Он отключился. Надо было подумать… надо было…
Вокруг слышался шепот Линденмера. Деревья переговаривались.
«Грейуорен, – говорили они. – Мы сделаем то, что тебе нужно».
– Я не знаю, что мне нужно, Линденмер, – сказал Ронан. Он пытался прийти к какому-то решению. – Я не успею попасть туда вовремя. Мне нужно то, что УСПЕЕТ. Что-то тайное. Я тебе доверяю. Создай то, что я хочу.
«Что-то опасное, как ты, Линденмер», – подумал он.
«И как ты», – шепотом ответил лес.
Маленький светящийся шарик надежды по-прежнему висел на поляне, между дождевых капель.
Линденмер принялся за дело.
Дождь ушел в землю.
С недоверчивым криком, негромко шумя крыльями, появилась Бензопила. Она села на руку Ронана, и перья у нее на шее встали дыбом. Бензопила защелкала клювом и крепче сжала когти; там, где запястье не было защищено кожаными браслетами, показалась кровь.
Хеннесси прикрыла голову, когда с земли взметнулись листья. Заодно с листьями закружились птицы. Земля загудела. Глубоко внизу почва отделялась от корней. Этот низкий гул прокатился по лесу, становясь всё выше и громче, пока не превратился в чистую призывную ноту, звенящую в воздухе, целеустремленную и абсолютно ясную версию испуганного крика Адама. Звук, который означал, что он живой, абсолютно живой, а не наоборот. Листья застыли в полете. Птицы тоже. Эта нота удержала всех.
Между деревьями завертелись и замелькали огни. Свет собирал вокруг себя тьму, как будто наматывал пряжу на катушку. Темнота обладала весом, плотностью, формой. Это и было то, что Линденмер создавал для Ронана – с помощью Ронана.
Новые темные силуэты не издавали никаких звуков, только сухие листья шуршали от движений, пока темнота продолжала наматываться новыми слоями поверх света, скрывая его внутри.
Потом зависшие в воздухе листья упали; птицы улетели.
Стая была готова.
Они двинулись к Ронану и Хеннесси – существа без названия.
Вскрикнув, Опал попросилась на руки, и Ронан подхватил ее, как только существа приблизились.
Он видел, что это собаки – или волки. Угольно-черные, они сливались друг с другом, но не как отдельные животные – скорее, как клубящийся дым. Их глаза горели бело-рыжим огнем; когда они дышали, внутри пастей виднелось ослепительное пламя.
«Солнечные псы быстры, как солнечные лучи, – шепнули деревья. – Они голодны. Потуши их водой».
– Они страшные, – прохныкала Опал.
– В том-то и суть, – сказал Ронан.
«Скажи им, что делать», – произнесли деревья.
Солнечные псы кружились перед ним, прикусив черные языки черными зубами. От них поднимался дым.
Ронан велел стае:
– Спасите моего брата.
74
Братья Линч, братья Линч. Некоторым образом, братья Линч всегда были основным содержанием семьи. Ниалл вечно отсутствовал, Аврора присутствовала, но неопределенно. В детстве все трое болтались по лесам и полям вокруг Амбаров, поджигали что попало, копали ямы, боролись. Секреты связывали их теснее, чем любая дружба; даже уехав в школу, они остались братьями Линч. Даже когда Ниалл умер, а Ронан с Дикланом целый год ссорились, они были неразрывно
