Когда замок обречённо повис, раскачиваясь на сломанной дужке, а затем, грубо сорванный, брякнулся вниз, Гена поймал себя на том, что хочет сказать Пете банальность, типа «Что бы мы без тебя делали?!» Сломанный замок как-то перераспределил силы, уничтожая субординацию. Зэка трижды спас их: убил Командира, раздавил вертолёт, принёс еду и оружие. Теперь же, как добрый сказочный леший, обеспечил вход в помещение, где тепло, сухо и мухи не кусают. За такие дела на войне Генка не задумываясь перевёл бы его из штрафного батальона в нормальное подразделение, где не надо «кровью смывать вину…» Смирнов Пётр Степанович – при побеге убил двоих, ещё двое в больнице. Заработавший рак кожи, сидевший за убийство, потерявший всех своих, Петя прирастал к ним, к единому организму Молчун-Маруся, как говорится – был в одной лодке. Несправедливо, что они знали, куда плывёт лодка, он – нет. «Тебя сам Бог послал» – ещё одна банальная фраза едва не слетела с губ. Генка вновь промолчал, балдея от ощущения, что так оно, возможно, и было. Вероятность их встречи равнялась нулю. Точно так же, как и встречи с Рустамом. «Мыр такий малэнькый, Гэна!» Но всё как-то переплелось, смешалось, словно специально толкая их всех на определённые поступки, даже – мысли. Генка не считал себя валенком, но прекрасно понял, что сегодня отчубучил Марусе нечто такое – сверх своих способностей. Словно кто-то говорил его губами, выпихивая заумности и слова, значения которых для него были малопонятными. Речь произнесённая есть ложь. Но высказанные слова оформляют мысль. Остановимся на том, что кому-то надо было внушить Марусе серьёзность подстерегающей человечество угрозы. Зачем? Гена не хотел об этом думать. Он уже знал… Спортсмен, Шурик, Борис, Иван Николаевич, погибшие зэки, медведь. Осталось трое в растасованной колоде. Они сумели победить пару джокеров: огонь и Хозяина. А дальше? Увы, только Пётр Смирнов в данное время, претендовал на роль туза. Его мощный инстинкт выживания. С этим приходилось мириться. Он становился нужен. Это предполагало – довериться.
Именно поэтому чуть позже Генка рассказал зэку всё, что знал о ПБО, он понимал своё неприглядное идиотство в его глазах, но находил там удивлённое одобрение, когда что-то непонятное Петру связывалось с конкретными событиями, объясняя их.
Рация в кабине машинистов не работала, зато там нашлись тёплые, пахнущие солярой фуфайки. Маруся, переодевшись, давно спала на самодельном топчане. Молчун сидел на полу у неё в ногах, приоткрыв дверь из кабины, курил, бросая окурки во внутренности экскаватора, напоминающие маленький завод. Пахучая фуфайка согревала тело… Он рассказывал Петру откуда взялось ПБО, почему ожили его мёртвые дружки и как получилось, что вертолёт гонялся за ними, ответил на вопрос о гранатах. Уставая смотреть на расположившегося в кресле машиниста зэка снизу вверх, разглядывал за разговором приборы управления: лампочки, рычажки на панели, длинные чёрные рычаги с набалдашниками, напоминающими автомобильный переключатель скоростей, попутно любовался зарницей. Заходящее солнце, повиснув под бесконечно длинной стрелой экскаватора, падало за ковш, окрашивая блестящим пурпуром витражи кабины.
Пётр, в свою очередь, время от времени, щёлкал рычажками, напряжённо уходил в себя, стараясь одновременно слушать, словно вспоминал что-то полузабытое. Он, оказалось, двенадцать лет назад несколько месяцев проработал на экскаваторе, на обычном – маленьком и менее комфортабельном. Молчун остановился, не зная как закончить, а Пахан нашёл-таки, где включаются прожектора. Щёлкнул, уплотняющаяся темнота вокруг экскаватора осветилась неестественно ярким накалом. Чётко, до царапин на зубах, выпрыгнул из темноты ковш. В вычерпанной ямке стало можно рассмотреть каждый слюдяной камушек. Ёмко и конкретно Пётр закончил за него:
– Так и думал, что начальник ваш ссучился. Все они козлы, блин. Нам фуфло толкали про шахты, нах. Я свой гнойник там сковырнул. Радиация, на. Мы горбатили по отходам опрежь станции. Года три назад. Думал – сифилёк. Что же раньше на шухер не сел, на? Жопой ставил – сифилис… Здорово скопытили вертушку? Так им. Слышь, может сботаешь своему корефану из комитета слово за меня? Помогал же… Дожить по чистому хочется. Я и маляву могу скатать про отходы… Сечёшь?
– Посмотрим, – Генка устало кивнул. Жутко хотелось спать. Он выговорился и как-то опустел. Болели ладони и ноги, тяжёлая голова же на этот раз смилостивилась, лишь слегка гудело в ушах. Зэка прав. Лёха Егоров охотно с ним бы пообщался. Но это после. Надо спать. Но это значило бы довериться до конца. Не хотелось отдавать автомат зэку, оставляя того на хм… шухере. Ну не лежала душа отказаться от оружия. Будить Марусю? Умаялась, пусть отдыхает. В конце концов – куда он денется? Сам дал Генке козырь – «корефана из комитета».
Завтра, возможно, приедет смена. Маруся сказала, что их развозят от управления на «Урале». Правда, беспокойство оставило её осторожное замечание, что вроде бы экскаваторы работают и по ночам. Да кто поймёт, как сейчас работают шахтеры, в период реформации экономики? Автомат перекочевал на колени Петра. Развернувшись в крутящемся кресле машиниста, тот по-прежнему сосредоточился на приборах. Слегка пододвинув Марусю, Генка прилёг рядом, ублажаясь её тёплым дыханием. Но уснуть ещё не мог. Приедет ли завтра «Урал»? Или опять надо будет мерить шагами расстояние? По какой причине могут не привезти смену? Забастовка? Сокращение кадров? Закрытие шахт? Как нестабильно всё стало! Эвакуация? Но пожар по ту сторону реки… Боже, сколько же они прошли ножками. Километров сорок, не меньше. Молчун попытался прикинуть расстояние до реки и уснул.
…В двух километрах от освещённого прожекторами экскаватора, скатившись с обочины, лежал «Урал». В ярко-красном пассажирском салоне не было никого, кроме парнишки, чья голова успела выбить окно перед тем, как машина завалилась на бок. У него в кармане лежали ключи от замка, что так немилосердно раскурочил Пахан. Жирные слепни и пауты безнаказанно присаживались на тёмную коросту шеи, лишённой головы. Уцелевшие пассажиры и водитель, озорно ловящий пальцами свои губы и высунутый язык и при этом беспрестанно смеющийся, не прошли и двухсот метров по трассе. У них сразу и внезапно вывалились глаза и слезла кожа. Они долго кричали, катаясь по земле, покрытые водянистыми волдырями. Но с тех пор, как солнце решило прикорнуть, а на другой стороне небосвода чахлая луна набиралась сил, с дороги не доносилось
