– Но как? Ты что, будешь стрелять в него из пистолета?
– Кстати, – Генка вынул оружие и протянул ей. – Забери. Тебе нужнее. Пойми. Командир выжил как-то, хотя должен был скопытиться давным-давно. Я нашёл мёртвого радиста, хотя мог бы пройти мимо, не заметив. Так? Мы взрывали, жгли, рубили, убегали, тонули. Помнишь – лодку? Нами давно управляют так же, как ПБО играет со своими возможностями. Что это – я не знаю? Бог? Шорский фольклорный дух? Белая борода? Или весёлые братки из космоса с транзисторными рожками и свиными рыльцами? Кто бы это ни был – они добрые. Они при помощи нас спасают планету, возможно – себя, если мои выдумки не беспочвенны. Но на этом доброта кончается. Им тридцать раз плевать, что я хочу жить, провести с тобой тысячу и одну ночь. И выбора быть не может. Если это что-то захочет сохранить нас, так и поступит. Если нет – встретимся в следующей жизни. Но они так же понимают, что должны дать оружие. Иначе как сражаться? Возможно, я застрелю экскаватор из палки. Или набью ему морду. Неважно. Просто когда наступит необходимость действовать, я пойму что делать.
– Ты в это веришь?
– А мне ничего не остаётся, как верить. Возьми пистолет. Инопланетяне сказали, что тебе без него нельзя.
Огромная печаль коснулась Марусиного лица. Он хотел говорить с ней нежно, но не умел и ругал себя за этого. Она должна обидеться. Генка не мог представить другой реакции. Любой здравомыслящий человек обидится, когда после признания в любви ему заявить, что их разлучают инопланетяне. Маруся молчала, её переполняли чувства, малую часть которых он не мог прочитать на её лице. Затем смело подняла глаза и спросила:
– А они не сказали тебе, сколько именно бархатных подушечек понесут за гробом? Или сколько у нас будет детей, пока я не надену чёрную вуаль?
58
В привычный сплав меня сковали дни,Едва застыв, он начал расползаться.Я пролил кровь, как все. И как ониЯ не сумел от мести отказаться…В. ВысоцкийВосклицанье измерило вечность. Бессмысленность звуковой импровизации, засевшей в голове революционной песни, однако, являлась последним звеном в цепи, связывающей Вовку с реальностью осязаемого мира. С тем же успехом он мог напевать Шаинского и «Мурку», бубнить скороговорки или декламировать из Петрарки, если бы он, конечно, его читал. Но, видимо, есть что-то несгибаемое, зовущее на борьбу в песнях времён гражданских разборок начала прошлого века, потому-то Володя сменил «мрачные трюмы» на «вихри враждебные», что более соответствовало ощущениям.
Окутавший город туман сокращал пределы видимости. Вожорский пытался придать смысл прочно установившейся белой завесе. Слово «смог» не нравилось, и казалось ему, что именно текущее состояние атмосферы как нельзя кстати подходит к определению «враждебных вихрей». Потому что туман был искусственным, вернее – созданным не стандартными природными явлениями, а следствиями чрезвычайных. Горящие лесные массивы распространяли непроглядные мутные облака на многие километры вокруг. Трудно определить: день или вечер. Солнце не пробивалось сквозь непоколебимую белизну, и с каждой выпитой банкой пива Вовке хотелось определяться меньше и меньше. Одно знал твёрдо. До ночи время ещё есть.
Каждый звук в тиши тумана всецело придавал ему уверенности в правоте избранного. Володя должен это остановить. Прекратить охоту на него. Вернуть городу нормальную жизнь.
Жизнь, где есть люди и пивные забегаловки, где танки не разносят в щепки булочные, где перестаёшь принимать манекены за убийц и где пиво всегда холодное, а не это тёплое пойло. Единственный известный ему способ вернуть всё назад – найти Генку. Старого друга Генку, с которым не раз выпивали вместе в подсобке. Который однажды разбил ему губу, застав со своей бабой. Вовка не станет его убивать – только в крайнем случае. Им надо поговорить, просто поговорить. Володя попросит прощения. И всё. Тогда жизнь вернётся в нормальное русло. Генка даже поблагодарит его за Нину. Кому нужна была эта стерва? Вовка избавил от неё всех, в первую очередь – бывшего мужа. Логично и правильно. Так и будет.
Возможно, Вожорский и был негодяем, но в первую очередь – он оставался дипломатом. Как иначе уговорить очередную «матрёшку»? Как на халяву опохмелиться или убедить братков, что продолжение банкета стоит того? Перед предстоящими переговорами он волновался так, как не волновался давным-давно. Волнение – признак неуверенности. Получится или нет? Но получалось же! Как он ловко провёл ту телефонную стерву! И те молодчики, что пытались пришить его в душе!
Душевую Вовка вспоминал с особым удовольствием. Имел он такую особенность – легко забывать неудачи и долго гордиться успехом. Те, кто умеет наоборот – живут мало, сжигая нервные клетки. Володя хотел жить долго. Ему необходимо было что-то понять, предугадать неотвратимое, поскольку оно приближалось. А для этого требовалось время. Иначе зачем отмечал он, что зимы стали теплее, а летом – купальный сезон короче. Мальчишкой залезал в воду в мае и, фигурально выражаясь, выныривал в сентябре. Из-за погоды вода стала холодней. Теперь после дождливых июней даже не тянуло купаться. И дело не в возрасте. Река обмелела. Год за годом воды на планете становилось меньше. Пересыхали ручьи и болотца. Как раз он проходил мимо одного такого. Лет десять назад удил здесь пескарей, а теперь там даже ракам стало бы тесно. Протекающая по окраине города река, на берегах которой более века назад построили первые срубы, с которых собственно и начался город, превратилась в лужу с выпирающим по краям илом. В жару её перейти вброд не составит труда и курице. Со школы географические подробности впадения рек вполне позволяли предположить, что исход маленькой речушки отразится на океанах.
Вовку не волновали прогнозы таяния ледников и захват морем суши. Ему хотелось понять, почему чёртова вода покидает то место, где он живёт? И почему подобное происходит вроде бы незаметно, но если прикинуть по времени, оборачиваясь назад, катастрофически быстро? Десять лет – нет болотца. Сто двадцать – высохла река! По ней, чёрт возьми, пароходы ходили! Дамбы строили от наводнений! И курица вброд…
Ему необходимо время укрепить себя в уверенности, что после смерти ничего не будет. Ни для кого. Предсказанный конец света приближается, и пересыхающие реки – просто маленький сигнал опасности. Тёплые зимы, снег летом. Вокруг что-то меняется, сдвигается… Всё меняется. В худшую сторону. Володя хотел дождаться конца, посмотреть, как это произойдет. Он не любил ошибаться. И хотел убедиться, что не ошибся и на этот раз. А поскольку рано или поздно планета откинет копыта – нет смысла созидать. Он никогда не понимал древних славян. Зачем сеять хлеб, если его всё равно
