– Барс, Барс, у-ух, зверюга. Узнал, бандит.
Анчол вышел встречать гостя. Из-за стекла не было слышно, как они обмениваются приветствиями, и Сербегешев вошёл в дом:
– Эзен,[12] спекулянтка.
– Да ну вас, дядя Коля, – отмахнулась Маруся, – я не местная, не имеете права.
– Грамотная племяшка выросла, – усмехнулся участковый.
Анчол засуетился у заварника. Воспользовавшись, пока он не видит, Маруся быстренько извлекла из рюкзака специально приготовленную бутылку, такие она называла «лицензией», и передала её участковому. Хоть и родственник: а всё одно – на службе. Сербегешев подсел к столу, хмыкая, подёргивая усы, но только перед ним оказались кружка душисто заваренного чая, произошла перемена. За долю секунды он превратился в чумазого, черноглазого мальчугана с ободранными коленками и ссадинами на локтях. Как и Маруся чуть раньше, вцепился в сотовую рамку и, чмокая, принялся высасывать мёд из воска. Девушка вышла из избы на крыльцо, закурила и, разглядывая Барса, вспомнила одну из историй Анчола о том, как Барс однажды спас ему жизнь, вступив в схватку с косолапым.
Сколько она себя помнила, был пасечник-дед в ветхой хатке на краю улуса, был Барс – осторожный пёс с волчьими повадками. Сколько ему лет? Живут ли так долго собаки? Неудивительно, что он ослеп и поседел. Жара, вызванная полуденным временным развеянием туч, накатывала волнами. Барс повилял хвостом и принялся лакать воду из миски, пуская слюну. Маруся всматривалась в голубизну Спящего Дракона. Воздух, густой и чистый, позволял рассмотреть каждую веточку, каждую иголку на дереве. Хребет Дракона поднимался зелёной массой прямо к облакам. Маруся затоптала окурок и вошла в дом.
Участковый вернулся из детства и пытался убедить старика в необходимости эвакуации, которой подвергался весь посёлок.
– Ненадолго, дед. Дня на четыре-пять. Не подохнут твои пчёлы. Я лично на своей машинёшке тебя отвезу и привезу. И Барса с собой возьмёшь.
– Барс останется, – тихо промолвил старик и поднял глаза на Марусю. Во взгляде промелькнула тоска, потрясающая своей глубиной, от которой хотелось бежать сломя голову.
Девушка почувствовала озноб от этого замученного болью, не видящего её взгляда.
– Хорошо, – Анчол опустил голову, – я уеду.
– Завтра с утра. Часиков в девять, – набрасывая фуражку на лысеющую макушку, заторопился участковый. – Пора мне. Дел много.
Чувство неловкости отступило только тогда, когда уже со двора послышался жизнерадостный возглас:
– Барс, ух, зверь! До завтра, Барс! – участковый ушёл.
А старик всё сидел, опустив голову, Марусе показалось, что он шепчет:
– И будет день: упадёт железный ворон, смрад напустит в тайгу. И сожрёт её Спящий Дракон. Уйдут люди, придут узют-каны…
– Что, дедушка?
Анчол вздохнул, вышел из оцепенения и засуетился:
– Ничего, Маша. Был у нас шаман Урцибашев. Говорил, было ему видение. Однако ляг, поспи чуток. Марево, видишь какое, так и печёт…
– Почему ты не хочешь взять с собой Барса? – спросила она, откидывая одеяло, словно прохладная простыня не пускала её в свои объятия. Дед не ответил, его уже не было в доме. Выглянув в оконце, она увидела Анчола на корточках рядом со слепой овчаркой. Пёс что-то слизывал, поджимая уши, с лица старика. Неужели слёзы?
…Хоронили Барса в дальнем углу огорода под размашистой чёрной смородиной.
Маруся добросовестно проспала два часа, хотя сны её были тревожными. После ухода участкового Анчол отправился куда-то, как он сказал – успокоить вдову того самого шамана. Сербегешев сообщил, что в тайге нашли её мёртвых детей. Сквозь сон она слышала лай Барса, который разрастался, усиливаясь, переходя в подвывание и хриплое рычание.
– Старый болван, поспать не даст, – на грани дрёмы и реальности подумала Маруся и вновь скатилась в липкий, душноватый сон…
Когда старик нёс лопату, ковыляя в траве на кривых от старости ногах, она заметила, как он сгорбился, стал совсем маленьким.
– Копай, – приказал он.
Она копала тёмную, жирную землю, насыпая дёрн по краям ямки. Чувство вины грызло, сжимая внутри какую-то пружину. И не потому, что она оставалась одна в доме, когда умерла собака. И даже не потому, что обругала её «старым болваном», а от того, что не могла понять чего-то страшного, постыдного и не хотела этого понимать. Старик заставил всё делать самой, ссылаясь на боли в суставах, но она знала: он не хотел прикасаться к нему МЁРТВОМУ. Девушка положила Барса на неровный кусок толя, от чего правый бок собаки слегка почернел, но самой собаке до этого уже не было никакого дела – и так приволокла ещё не до конца окоченевшее тело до вырытой ямки…
БАРС ОСТАНЕТСЯ!
…бросила на дно холщовый мешок, приподняла тяжёлое тело овчарки. Он знал! Знал, что Барс умрёт! Поэтому плакал, поэтому ушёл, оставив их наедине. Зачем?
– ТАМ, ГДЕ КОНЧАЕТСЯ УЛЬГЕН, НАЧИНАЕТСЯ ХОЗЯИН ГОР! – слова парализовали, всплывая в памяти, словно только что произнесённые.
ЛОДКА?! КОНЕЧНО, ЛОДКА!
«…лишь перед смертью шепнёт внукам или каму…»
Он рассказал! рассказал ей о лодке Ульгена… Значит…. он ЗНАЛ, что своим рассказом убивает Барса, друга? Почему? Почему дедушка жертвовал своим спасителем для неё?
«…и будет день: упадёт железный ворон…»
Значит, он знает, куда и зачем она собирается?
«…хороший человек был, но жадненький…»
Кто ты – дедушка Анчол?
Маленький, кривоногий шорец с белой новогодней бородой, отвернувшись, смотрел на улей со снующими вокруг пчёлами. Его шапка-ушанка, калоши на валенках и тесноватый заношенный тулуп, подпоясанный до неузнаваемости замусоленным куском бельевой верёвки – жили как бы отдельной жизнью, служили ширмой, знаком узнавания для пчёл, никогда его не жалящих. Лишь Барс, слепой верный пёс, облаивающий всех так, на всякий случай, мог ответить на её вопрос, потому что никогда не то что не лаял, а не смел ослушаться этого древнего шорца, которого, казалось, качает от малейшего дуновения ветерка. Барс отдал бы за него жизнь…
БАРС ОСТАНЕТСЯ! – это же приказ!
ТАМ, ГДЕ… УЛЬГЕН… ХОЗЯИН ГОР!
Беспечные пчёлы залетали в ульи, сбросив медовый груз, возвращались обратно. Почему? Внезапно Маруся ощутила свои онемевшие от тяжести руки и поняла, что ещё до сих пор держит Барса. Его мощная седая голова с оскаленными в минуты агонии клыками смотрела прямо на неё…
«..ЛИШЬ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ШЕПНЁТ…»
«…НАЧИНАЕТСЯ ХОЗЯИН ГОР!»
Механически, утопая ногами в свежевырытой земле, она опустила Барса в яму, положила на мешковину, которая служила ему подстилкой, взялась за лопату. И только когда под разросшимся кустарником, с которого свешивались траурными гроздями крупные чёрные ягоды, вырос невысокий холмик, Анчол повернулся, оставив только ему понятные мысли, заглянул в глаза девушки и прошептал:
– Спасибо, – помолчал. – Приведи сегодня гостя, однако.
Так же неловко, молчаливо развернулся и заковылял к дому.
Маруся кивнула, смысл сказанного до неё не дошёл. Во время похорон, после
