Далеко в лес мы не заходим. Не больше четверти мили.
Если бы я знал, что у меня будет соучастник, захватил бы вторую лопату. Вместо этого я отдал ей фонарь, а сам стал копать.
Несколько минут она ничего не говорит. Когда же заговаривает, предлагает подменить меня. Я отказываюсь.
Теперь я почти желаю, чтобы она начала действовать мне на нервы, потому что все еще планирую убить ее.
Копается быстро. Я так тяжело дышу и так сильно потею, что уже и не думаю об этих гнусных насекомых.
– Ты уверен, что не хочешь, чтобы я тебя подменила? – спрашивает она.
Яма подойдет для неглубокой могилы, и, будь я один, я бы на этом и остановился. Нужно ли копать дальше просто потому, что я обещал ей удостовериться, что тело не найдут? Это как-то глупо. Зачем я вообще обо всем этом думаю? Почему я ее еще не убил? Да, удобно, когда она держит фонарь, но это не повод оставлять ее в живых.
– Хорошо, – говорю я. Отхожу от могилы и передаю ей лопату.
Она неплохо копает. Не настолько, чтобы я подумал: «Ух ты, она раньше этим явно занималась», и, конечно, не так эффективно, как я, но я все же впечатлен.
Каково было бы работать с напарником?
Думать об этом нелепо, но, черт с ней, пока она копает, я спокойно могу и поразмышлять об этом.
Я бы мог совершать убийства. Она помогала бы мне избавляться от тел. А потом мы бы стали неистово заниматься любовью, глядя на убийственный закат.
Судя по всему, такого не будет.
Что бы она сделала, если бы я попытался подкатить к ней? Что бы сказала, если бы я стал заверять ее: несмотря на то что я убил человека, с ее стороны нет совершенно никаких обязательств, она никоим образом не должна воспринимать это как намек, мне хочется, чтобы все было по обоюдному согласию?
Она бы сказала что-нибудь вроде: «Я только что выкопала половину могилы для моего парня. Ты прикалываешься?»
Хотя она сумасшедшая. По крайней мере, немного. Она, может быть, получает какое-то странное сексуальное возбуждение от всего этого и, возможно, ждет, когда я начну действовать. Мы бы могли делать всякие мерзости прямо в свежевскопанной могиле.
Это была бы очень привлекательная идея, если бы не черви.
Готов поклясться, она тащится от червей.
– Перестань, – говорит она.
– Что?
– Пялиться на мою задницу, пока я копаю.
Она не говорит это в стиле «хи-хи-хи, перестань пялиться на мою аппетитную задницу, шалун!» Она говорит так, словно обозначает, что будет признательна, если я перестану пялиться на ее задницу.
– Я не пялился, – говорю я, потрясенный тем, насколько смутился оттого, что она меня подловила.
– Хочешь поменяться обратно?
Я качаю головой.
– Думаю, достаточно. Давай сбросим его.
Она отбрасывает в сторону лопату и выбирается из могилы. Мы берем с двух сторон тело Терренса и сбрасываем его вниз безо всяких церемоний. Судя по звуку при падении, что-то ломается.
– Гори в аду, – говорит она ему.
– Согласен, – добавляю я.
Я поднимаю лопату и начинаю закидывать землю обратно в могилу. Она смотрит, пока его тело полностью не покрывается землей, затем отходит. Не за пределы видимости, но достаточно далеко, чтобы, как ей кажется, я не смог заметить ее слез.
Это нормально. Когда я первый раз избавился от тела, тоже был на эмоциях, а я ведь даже не знал того парня.
Я убью ее, когда зарою могилу.
Это невероятно глупо. Мне нужно убить ее прямо сейчас и положить в могилу. Я что, только что серьезно рассматривал идею закопать могилу, убить Минди и затем выкопать вторую могилу для ее тела?
Если меня поймают и я проведу остаток жизни в тюрьме, то я вроде как заслужил это. Боже, какой же я тупой.
Я сделаю это гуманно. В любом случае, я никогда не мучил людей до смерти. Это же чистый садизм. Я обеими руками за грубое насилие, но какой смысл растягивать его, если, конечно, ты не какой-нибудь душевнобольной извращенец.
Лопатой по голове. Пробить ей череп и сломать шею. Она даже не почувствует. А если я все же ударю неправильно и она упадет на землю, захлебываясь кровью, но все еще живая, я обезглавлю ее лезвием лопаты до того, как она успеет намучиться.
Я должен сделать это сейчас.
Или сохранить ей жизнь.
Ей-богу, если подумать: какие будут минусы в том, что я подвезу Минди до ее машины, пожму ей руку и пожелаю удачи в будущих начинаниях?
Если не брать в расчет такие мелочи, как, например, возможность того, что она все разболтает полиции и пошлет их за мной с факелами, вилами и автоматами?
Нечего тут раздумывать. И пора бы перестать притворяться, будто есть над чем.
– Эй, – окликаю я ее. – Тебе есть что сказать?
– В каком смысле?
– Над могилой. Ты хотела что-нибудь сказать, прежде чем я закончу закапывать могилу? Несколько слов усопшему?
– Я уже сказала. «Гори в аду».
Я киваю.
– Хорошо. Я просто хотел удостовериться.
Я подбрасываю еще пару лопат земли. Минди бормочет под нос проклятия, а затем снова подходит к яме.
– Я же не была замужем за этим сукиным сыном. Я ему ничего не должна.
– Знаю.
Она смотрит в могилу.
– Дорогой Терренс, если бы у меня был полный контроль над твоей судьбой, я, возможно, не зашла бы так далеко, чтобы убить тебя, так что прими мои извинения на всякий случай. И я на самом деле не желаю, чтобы ты горел в аду, но я не хочу, чтобы ты оказался и на небе, поэтому надеюсь, что жизни после смерти нет. И что в твоих глазницах будут копошиться личинки, и если я из-за этого становлюсь плохим человеком – что ж, переживу.
– Хорошо сказано, – говорю я ей.
