«Но в первую очередь — срочный перевод», — решила Гермиона. Тем более все необходимые книги уже были на руках, и сам свиток оказался небольшим.
Освободившись лишь после обеда, Грейнджер аппарировала в заброшенный проулок возле входа в магическую больницу. У регистратуры толпилось несколько журналистов, пытающихся найти тему для очередной статьи по делу Драко Малфоя, а привет-ведьма отбивалась от них всеми возможными для неё способами.
— Нет, мы не пускаем к мистеру Малфою журналистов. Нет, он ещё не очнулся. Любую информацию вы сможете узнать не раньше главного колдомедика. Нет, Нарцисса Малфой тоже не принимает посетителей. Нет, я не могу её позвать. Нет, думаю, вам лучше покинуть помещение.
— Простите, — Гермиона протиснулась между журналистами и окликнула заметно уставшую ведьму. — Я школьная приятельница Драко, могу я его увидеть?
Та внимательно осмотрела Грейнджер, и, казалось, внутри неё началась борьба. С одной стороны, привет-ведьма, очевидно, узнала в ней героиню войны, но, с другой стороны, боялась, что лишний человек в палате «сенсации» может повлечь на неё непредвиденные проблемы.
— Думаю, я могу доверять вам, мисс…
— Грейнджер.
— Да, конечно, мисс Грейнджер. — Привет-ведьма взмахнула волшебной палочкой в сложном пассе над небольшим листком пергамента, а затем протянула его Гермионе. — Это ключ-пропуск в палату к больному. Она находится на этаже «Недуги от заклятий», на лифте этаж номер пять, а затем налево по коридору. На двери в нужную палату вы найдёте его имя. Приложите пергамент к окошку, и дверь отворится. Будьте внимательны, ключ одноразовый, — с этими словами она вновь обратила своё внимание на журналистов, которые внимательно слушали их разговор и теперь возмущались, почему их не пускают в палату так же, как Гермиону.
Она не знала, на что надеялась. Ей казалось, что она должна что-то почувствовать или ощутить, или, быть может, сам Драко Малфой должен был подать ей какой-либо знак.
«Например, быстренько выскочить из твоей головы и перескочить в свою собственную», — саркастически заметил внутренний голос. — Можешь его ещё поцеловать. Как спящую красавицу. Вдруг сознание передаётся с поцелуем?»
От этих мыслей девушка фыркнула, но присмотрелась к лицу Малфоя.
Острые скулы, почти бескровные тонкие губы, чуть выдающийся подбородок, тени, залёгшие под закрытыми глазами. Кожа, напоминающая мрамор, сеть голубых тонких вен на висках, длинные прозрачные, из-за своей светлости, ресницы. Драко Малфой не был красив в широком понимании этого слова, но его холодность являлась так же притягательной, как пламя для уставших мотыльков. Он был слишком отличим от остальных, чтобы оставаться незамеченным. Он умудрялся замораживать всё вокруг, даже находясь в коме, и Гермионе отчётливо захотелось отойти подальше, закутаться в тёплую кофту, налить горячего шоколада, забраться с ногами на диван вместе с книгой и уткнуться в грудь Рону. Вдохнуть его пряный запах, ощутить кожей тепло его дыхания и навсегда забыть о ледяных принцах, которые могли одним взглядом, одним присутствием заставить почувствовать себя деревенской замарашкой.
Против воли, она подошла к Драко и коснулась тыльной стороной руки его щеки. Во всей этой стерильности, во всей яркости белоснежной палаты он казался мертвенно бледным. Гермиона была практически уверена в том, что кожа его такая же холодная, как и он сам. Но, на её удивление, щека оказалась приятно тёплой. Почти такой же, какой была щека Рона сегодня утром. Она была тёплой и сухой, чуть шершавой. Но, что разочаровало Гермиону больше всего, — она не ощутила ни-че-го. Совершенно и абсолютно ничего. Так же, как и он, по-видимому. Не шевельнулись глазные яблоки под закрытыми веками, не участилось дыхание, и не затрепетали крылья носа. Его щёки не окрасил румянец, а пальцы не сделали ни единого крохотного движения. Абсолютно ничего. Как и она не ощутила разряда тока или жжения, или покалывания в пальцах, как бывает от магической связи.
Возвращаться пришлось под небольшими маскировочными чарами. Стервятники-журналисты охраняли все входы и выходы, включая лифтовой и чёрный, но Гермиона предвидела такой исход и благополучно покинула здание больницы без лишних приключений.
Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не дать волю своей нервозности и продолжить день как ни в чём не бывало.
Как ни в чём не бывало посетить книжный магазин, чтобы забрать заказанные ранее книги. Как будто ничего не произошло, встретиться с заказчиком того-самого-срочного-заказа. Как всегда просидеть в кафе у Фортескью, общаясь с заказчиком и кушать мед-лен-но ослепительно вкусное мороженое, отгоняя воспоминание о тепле кожи мраморного цвета. Заставляя сердце биться в обычном ритме, не ускоряясь при виде сегодняшних газет в руках у других посетителей кафе. Вернуться домой и, как положено, приготовить ужин на двоих. Не торопясь и одёргивая себя каждый раз, когда захочется взглянуть на часы, стрелки которых, как назло, будто завязли в густом воздухе и двигались непозволительно медленно.
Ужинать, как в замедленной съёмке. Невпопад отвечать на вопросы. Засматриваться на ярко-рыжие локоны, что в свете ламп светились изнутри мягким, тёплым светом. Слушать смешные истории, смеяться и греться в лучах внимания и нежности. Вкушать этот уют и негу большой ложкой, не запивая. Как в густой мёд окунаться в него и таять от прикосновений губ.
А потом отдаваться. Со всей возможной страстью и благодарностью. Открываться друг другу, отбрасывая грядущие вопросы и перемены. Любить друг друга полно и слепо. Шептать невероятные нежности, сцеловывать стоны и вздохи. Угадывать желания и загадывать их самой. И таять, растворяться в нахлынувшем экстазе, впиваться в плечи, содрогаясь в удовольствии, и шептать имя — родное и невероятно любимое — Рон.
Делать всё возможное и невозможное только для того, чтобы отогнать призрак спящего, ледяного принца, преследующего её весь день.
*
Как выяснил Драко позднее — он недооценил Грейнджер, и теперь отсутствие её выдержки в первую ночь можно было списать лишь на неожиданность его появления.
С первого же взгляда на страницу Ежедневного Пророка стало ясно — Грейнджер связала два и два и смогла сделать выводы. Но, несмотря на его личное беспокойство и нетерпение, она была отрешена от проблемы столько, сколько ей было нужно.
Наблюдая за расшифровкой какой-то древней рукописи, он сгорал от тревоги, но был вынужден ждать и мысленно восхищаться внутренней организацией Грейнджер. Лишь одну минуту она провела в задумчивости, опустив лицо в ладони после тщательного прочтения сегодняшней газеты. Только одну минуту она была растеряна и разбита. Но как только эта минута прошла, Грейнджер вернулась к своей обычной жизни, будто он не был заточён в её черепную коробку.
Наблюдать собственное тело на больничной постели было жутко. Жутко и удивительно одновременно.
