Он был уверен, что среди всего этого хлама обязательно заметит и выберет нужное. Все эти дни ему приходилось быть немного не собой, но зато он имел возможность смотреть в их глаза, прислушиваться к чьему-то внезапно дрогнувшему голосу, отмечать странные интонации, несовпадения ранее сказанных слов…
Глебу были до́роги эти люди и он не мог оставить их вот так, такими…
Разгадка была ясна. Результат близок. Нужно еще совсем немного поработать.
— Ладно, садитесь поплотней. Теперь помитингую я, а вы послушаете.
Решительные движения и уверенный тон Глеба резко отличались от всего его вечернего поведения.
Виталик выдохнул про себя: «Вот оно, дождались!»
Еще не отошедший от своей явно неспокойной речи Герман пробурчал:
— Ну, ты сейчас, небось, своими серыми клеточками шевелить будешь?
Назар с легкой гримасой потянулся на диванчике:
— Чего ты зарулил как-то неправильно, Глеб… Не к добру, наверно.
Уже не обращая внимания ни на кого из присутствующих, не слушая сонного шепота Марека, капитан Глеб Никитин начал размеренно говорить:
— Первый раз в моем городе мне было так плохо. Я всегда ждал возможности сюда приезжать, с удовольствием бросал дела, планировал свой приезд домой, жил здесь несколько дней, встречался с вами. И всегда это было прекрасно. И уезжал я из города моего детства с легким сердцем, зная, что скоро, очень скоро меня опять потянет сюда. В этот раз с первого же дня меня не покидала тревога. Вы все изменились. Очень изменились. Озлобились, каждый стал подозревать своих, обижаться…
Вы стали бояться друг друга! За те полгода, что я не видел никого из вас, вы научились считать не свои деньги и ссориться из-за них. И стали понемногу умирать. Сначала Маришка, потом Серый…
Никто из нас не ангел, но ведь можно же быть немного поосторожней с теми, кто нас окружает! Каждая такая смерть приносит нам, оставшимся в живых, мысли о том, как много каждым было упущено и как мало сделано, сколько есть между нами позабытого и еще больше непоправимого! Нет раскаяния более жестокого, чем раскаяние бесполезное. А ведь мы все считаем друг друга своими…
Кого еще вам беречь в этом городе?!
Кого еще вы знаете так близко и так долго; с кем растили детей, с кем пили водку, у кого гуляли на свадьбах?!
Помедлив, Глеб улыбнулся:
— Вы не должны рвать жилы, чтобы стать похожими на «больших»! Вы же не умеете и не должны жить, как люди из телевизора! Прошу вас — не надо! Вы же живые, настоящие! Все эти дурацкие бизнесы, деньги, однодневные кореша…
Нам всем о близких нужно думать, о женах наших, о детях…
— Ты уж больно хорошо о своей-то жене заботишься!
Внезапно с раздражением прервав Глеба, Данилов был неприятно едок. Маленький воробушек Панас тут же испуганно моргнул, но не стал вмешиваться.
— О бывшей жене, ты это хочешь сказать, да?
Все мужики одинаково уставились на Глеба.
— А чего ж ты молчал, что у тебя уже бывшая! Давно это с тобой, Глеб?! Ты же теперь, получается, у нас единственный холостяк, а?!
— Радостные пузыри по такому случаю пускать не хочу. Да и не об этом сейчас.
Он отмахнулся.
— Что же все-таки здесь случилось? Что внезапно, необъяснимо произошло совсем недавно в вашей общей жизни? Чего вы сами не можете объяснить и так страдаете?
Это тайна не давала мне покоя с самого первого дня, как я приехал. Прояснить все могли только вы. Никакой следователь, никакой милиционер не стал бы искать мотивы или причины того, что изменило вас. Зачем это милиции? Это нужно было только вам. И мне. За три дня я придумал кучу разных предлогов, надеюсь, не очень неуклюжих, чтобы встретиться с вами и вашими близкими. По отдельности. И каждый в приватном, милом разговоре пытался мне что-то сказать, но…
Как вы наверно заметили, всегда говорил я, при этом много и наверняка невпопад. Ждал, пока разговоритесь вы. Я не хотел никого уличать, выводить на чистую воду или наказывать. Не мое это дело, поверьте, ведь вы мои друзья, мы давно и прочно знакомы. Я просто хотел разобраться. Теперь мне многое ясно.
Не скрывая своего восхищения, Виталик пристально уставился на Глеба.
«Во дает! Как и не пил».
— Взрыв. С самого начала мне показались слишком подозрительными вся эта возня вокруг него и ваши путаные объяснения. Именно с проклятого взрыва у вас все и началось. Слушая вас, я убеждался в том, что этот взрыв неслучаен, что он кому-то из вас был нужен…
Капитан Глеб властно ткнул пальцем в привставшего было Германа.
— Сиди, не дергайся! Раньше нужно было геройствовать!
— …Сначала я подумал про ваши запутанные рыболовные дела. Каждая собака в городе знает, что у тебя, Назар, нерешенные вопросы с Мареком по бизнесу. И бизнес намечается вроде как очень серьезный! Не такие деньги заставляли людей делать гадости похуже этого взрыва! И у тебя, и у него есть давние партнеры, которые каким-то образом рассчитывали на хорошие прибыли от этого вкусного проекта. Если кто-то из вас мог задумать просто попугать друга-конкурента, то люди за вашими спинами вполне возможно могли организовать и его устранение. Следовательно, любой из вас мог что-то знать об этом и врать в разговоре со мной. Вы-то оба живы, хотя на сегодняшний день и не очень здоровы, а вот…
Некоторые из вас говорили мне, что Азбелян сильно нервничал тогда у костра. Почему? Марек тогда приехал первым, мог развести огонь, устроить эту пиротехнику и пойти в затон, якобы на рыбалку. За костром он оставил приглядывать Вадима. Случайность? И сам Назар, оставшись в одиночестве, имел возможность что-то натворить там и элементарно спрятаться за кустами, когда ничего изменить и предотвратить было уже невозможно. Почему так внезапно не поехала тогда на реку твоя Людмила; придумала внезапную болезнь для твоей младшей и запретила ей говорить на эту тему с подружками? Или это ты, Вадим, отсоветовал им туда приезжать, а? Каждый из вас, в том числе и ты, Данила, мог обо всем этом догадываться и мстить. Потом именно отсюда, я думал, и пошло все остальное: и стрельба в Вадика, и такой симпатичный автомобильный наезд на нашего малыша… И дальнейшее изобильное вранье с вашей стороны.
Не скальтесь на меня теперь так злобно и не готовьте в отместку ваше холодное оружие. Сам понимаю, что уж очень противные мысли мне приходилось мыслить в эти тревожные дни.
Оглянувшись на Марека — тот пошевелился во сне и нежно обнял ногу Виталика, капитан Глеб Никитин снова повернулся к столу:
— Как ни прискорбно такое говорить, но стрелять в Назара могла и Галина. Имела возможность сделать это сама, время у нее было, но, скорее всего,
