будто тебе все здесь враги. От твоего взгляда молоко скисает в ту же минуту, как только ты его покупаешь.
Лицо мамы Риты сделалось еще более неприятным, высокомерно отчужденным.
– Молоко скисло, потому что бидончик надо мыть горячей водой, а не споласкивать под краном кое- как, – сухо ответила она.
Авторитет Дениски рос не по дням, а по часам. Даже тетя Леля не могла его ниспровергнуть или хотя бы поколебать. Сели мы в кружок петь песни. Я пою правильно, баба Ната поет правильно, тетя Леля поет правильно, а наша девочка вопреки всякой логике заменяет одни слова другими, и получается у нее:
– Долго в степях нас держали, долго нас голод молил.
– Подожди, подожди, – остановила Леля, – не в степях, а в цепях, и не молил голод, а морил.
Но Аллочка покачала головой и заявила:
– А Дениска так поет. И я буду так петь. Только так.
– Но это же неправильно. Спроси у кого хочешь.
– А Дениска так поет.
– Я твоего Дениску с перчиком съем, если он не научится правильно петь хорошие песни.
– А он разве виноват? – пожала плечами девочка. – Он так поет, и я так хочу петь.
Но это было еще полбеды, вскоре Дениска научил мою племянницу петь частушки: «Эх, яблочко, да на тарелочке, два матроса подрались из-за девочки».
Имя Дениски в доме упоминалось так часто, что мы с Лелей просто изнемогали от желания увидеть его хотя бы одним глазком. Утренник в честь 7 Ноября мы пропустили. Я срочно улетал в Москву по своим издательским делам, а Леля меня провожала. Зато на новогодний утренник мы пришли самыми первыми и привели с собой фотографа со вспышкой. Родителей было много, воспитатели расставили их по одному вдоль стен, только фотографу разрешили разгуливать, где захочется. Нам с Лелей досталось место в самой середине родительской цепочки.
– Объявляем представление, – объявила директриса. – Снег идет.
Она хлопнула в ладоши, и пошел снег, вернее, не пошел, а выбежал из дверей. Родители зашевелились, заволновались. Одна мама не выдержала и крикнула:
– Ирочка, я здесь.
Я тоже успел негромко сказать нашей девочке, когда она пролетала мимо:
– Ква-ква.
Но она даже не посмотрела в мою сторону, пронеслась холодно, как настоящая снежинка. На ней было марлевое белое платье, высокие белые гольфы, белые тапочки и большой белый бант. И в руках она держала две большие вырезанные из картона снежинки. Размахивая ими, Алла вместе с другими девочками изображала метель.
Родители зааплодировали. Воспользовавшись этим шумом, Леля крикнула:
– Аллочка, когда будешь танцевать в том углу, посмотри на дядю фотографа со вспышкой.
В конце своего номера девочки взялись за руки и образовали хоровод вокруг елки. И тут из-под их рук стали выныривать в середину круга мальчишки в заячьих комбинезонах с хвостиками и длинными ушами. Когда все зайцы оказались в середине, снежинки разомкнули руки и отступили назад.
Мы с Лелей знали, что Дениска находится среди зайцев, и думали, что сразу по одному виду узнаем его, но не тут-то было. Леля, не теряя времени, подобралась к тому месту, где стояла Аллочка, и, наклонившись, тихо спросила:
– А где тут Дениска? Покажи.
– Они все одинаковые, – потупив глаза, ответила девочка.
– Ты покажи мне кивком, я пойму.
– Они все одинаковые.
Мальчишки, одетые зайцами, действительно казались все одинаковыми. Но нам очень хотелось найти среди них Дениску. В десяти шагах от меня стояла знакомая девочка с нашего двора. Я пробрался к ней и спросил:
– Лариса, где тут у вас Дениска?
В это время зайцы закончили танец и побежали мимо нас. Девочка радостно показала рукой.
– Вот он, вот он!
Она держала руку вытянутой, пока ей не удалось ткнуть в комбинезон толстого розовощекого мальчишки.
– Лариса-крыса, – оттолкнув ее руку, мимоходом сказал Дениска.
Зайцы убежали. Вместе с ними убежал и Аллочкин приятель. Глядя ему вслед, Лариса обиженно проговорила:
– Он сырую лапшу ест. Ворует на кухне и ест. Он самый первый всегда ворует и ест. И вашей Алле сырую лапшу дает. Она тоже ест.
– А ты, значит, не ешь?
– Я ничего сырого не ем, никогда, – гордо ответила девочка. – Я даже сырую воду не пью. Мне мама не велит.
В раздевалке я увидел Дениску еще раз. Он сидел на большом стуле, вытянув вперед ноги, а его толстая бабушка стояла перед ним на коленях, надевала ему боты. Потом она достала из сумки женские чулки в рубчик и принялась натягивать их поверх бот.
– Что это вы делаете? – не удержался я от вопроса.
– На улице скользко, а в чулках ему будет безопасно идти. Я так всегда делаю.
Она подвязала чулки, и пошел Дениска из дверей детского сада на улицу в чулках.
Вслед за Дениской вышли и мы. Алла видела, что я разговаривал с Ларисой и с бабушкой ее приятеля, и настороженно ждала, что я скажу. Я подхватил ее, в шубе и в валенках, на руки и молча понес по людному проспекту, желая этим жестом показать, что ничего страшного я от болтливой Ларисы не узнал. Только шагов через двадцать или тридцать, когда Леля отстала попрощаться с бабушкой Дениски, я спросил:
– Ну, как тебе понравился утренник?
– Ква-ква, – ответила она.
– Видели мы наконец твоего Дениску.
– Правда, он смешной? – доверчиво заглядывая в глаза, спросила девочка.
– Ква-ква, – ответил я. – Особенно когда в одних чулках идет по городу.
– Чулки мне как раз не нравятся, – осуждающе заметила она и вдруг спохватилась: – Ой, чего ты меня несешь на руках. Опусти.
Я опустил ее на тротуар, мы подождали Лелю и пошли дальше втроем, крепко держась за руки.
Андрейка
Вскоре выяснилось, что не один Дениска занимает воображение нашей девочки. Как-то, придя в гости на Никитинскую, я застал в доме незнакомого мальчика, который тотчас встал с кресла и предложил:
– Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, – растерялся я. – Ты кто ж такой?
Но тут из другой комнаты выбежала Алла и все объяснила:
– Это Андрюша. Он хороший, – и, повернувшись к нему, представила: – Не бойся, это дядя Эй. Андрюша, садись, садись.
Она энергично затолкала его назад в кресло, положила ему на колени игрушки, которые принесла, и устремилась за новыми.
– Ах ты, маленькая хозяйка большого дома, – поймал я ее, поднял высоко в воздух и осторожно посадил на сервант. Зазвенела на полках посуда, качнулась фигурка фарфоровой балерины, выглянула из кухни баба Валя и покачала толовой.
– Не бойся, – объяснила девочка Андрюше. – Он меня всегда сюда сажает. Он и тебя может посадить. Хочешь?
– Еще чего, – сказала баба Валя, – гости должны сидеть на стульях и креслах.
Я снял Аллочку с серванта и зашел к бабе Вале на кухню.
– Что это за мальчик?
