Нив тем временем быстро шагал по направлению к хагате.
Ана что было сил побежала за ним, но спазмы в груди быстро её осадили. Она опёрлась о какую-то стену, с которой посыпалась штукатурка. Перед глазами всё плыло. Она несколько раз хрипло вздохнула. Забившиеся фильтры в маске издавали протяжный свист.
Нив же только прибавлял шаг.
Отдышавшись, Ана пошла вслед за ним – так быстро, насколько могла, – хотя и понимала, что догнать не сможет. Нив неумолимо удалялся, пока не скрылся под навесом у входа в хагату.
Когда Ана зашла в плев, то едва дышала.
Нива нигде не было. На скамейке у стены сидела молодая женщина. Пожилой мужчина говорил по гииразе, прикрывая ладонью рот. Привычный полицейский в красном балахоне со скучающим видом расхаживал у лестницы на перрон.
Затишье прорезал громкий гудок – на станцию прибывал поезд.
Ана полезла вверх по лестнице, опираясь о шаткие перила. Её толкали спускающиеся пассажиры. Когда она поднялась, то поезд уже отбывал, и двери захлопнулись сразу после того, как она ввалилась в вагон – обессиленно хрипя, на грани обморока.
Нива в вагоне не было видно. Состав раскачивался, стремительно набирая ход. Ана измождённо прислонилась к стене.
Она не понимала, в какую сторону едет. К восточной окраине? На северо-запад? Может, Нив не зашёл в хагату, а спустился вниз по улице. Она потеряла его. Навсегда.
Придя в себя, Ана осмотрелась.
Все скамейки заняли. Несколько человек кучковались напротив окон, держась за поручни у потолка. Ана, всё ещё покачиваясь от слабости, доковыляла до конца вагона и выбралась в тамбур.
Следующий вагон.
Здесь уже дышалось посвободнее. Мальчишка лет десяти вцепился в колонну и раскачивался так, словно хотел опрокинуть поезд. Ана хромала между рядами, вглядываясь в лица.
У потолка взорвалась истеричная музыка, поезд прибывал к станции. У Аны сжалось сердце. Несколько человек встали со скамеек и обступили двери. Поезд дёрнулся, замедлил ход. В окнах протянулся длинный перрон.
– Нив! – крикнула Ана.
Пассажиры уставились на неё. Мальчишка, обнимавший колонну, испуганно вздрогнул. Пожилой мужчина, сидевший в тени, нахмурился и покачал головой.
Поезд устало выдохнул, покачнулся и встал. Ана метнулась к дверям, ещё не решив, выходить или нет.
Перрон забивала толпа – и хлынула в вагон потоком, когда открылись двери. Ану толкали – она мешала входящим. Воздух пробил сигнальный гудок – завершение посадки. Ана увидела знакомую фигуру на дальнем конце перрона. Нив на мгновение мелькнул перед её глазами и тут же утонул в толчее.
– Нив! – крикнула она.
Ана выскользнула из вагона в последнюю секунду и побежала к спуску с перрона. Пролетела по лестнице, пересекла плев и, уже на улице, чуть не рухнула от слабости на колени. К горлу подступил тёплый комок.
Широкая мостовая шла под откос. На стенах домов висели грязные флаги и отключённая иллюминация, доставшиеся в наследство от праздника.
Нива не было.
Над головой Аны пролетела чёрная тень скоростного состава, уходившего обратно во тьму.
Приближалась ночь, нужно было возвращаться.
Ана проводила взглядом поезд и заковыляла вниз по улице. Зажигались летаргические синие фонари. Свет плавно накатывал на неё из глубины улицы.
Вдалеке мелькнул чей-то силуэт.
– Нив!
Это он! Это именно он!
Ана побежала навстречу разгорающимся огням, свернула за угол.
И встала.
Её занесло на узкую, проникнутую духом запустения улочку. Она прислонилась спиной к стене и зашлась тяжёлым кашлем. Так хотелось стащить с лица липкую маску! Она надрывно хрипела, пытаясь вздохнуть.
Вокруг никого не было. Только горел свет.
Рука Аны потянулась к зажимам на затылке. Где-то поблизости хлопнула дверь. Пробасил мужской голос.
– Нив! – прошептала Ана. – Нив, ты должен мне всё объяснить!
Она пошла на голос, борясь с дыханием, и оказалась у трухлявой двери какого-то подъезда. На двери висел выцветший плакат – стремительный, с чёрным отливом вахат, летящий сквозь расходящееся по швам небо.
Нив
Без Нива ей часто снились сны.
Ночи были тусклые и душные. Дхаав чуть слышно шелестел, а иногда и вовсе замолкал, захлёбываясь уличной гарью.
Ана подолгу не могла уснуть.
Она представляла, что за окном не улица в призрачном свете газовых рожков, а мёртвая безветренная пустыня – пронзительно-чёрное звёздное небо и одинаковые дюны, перекатами бегущие до самого горизонта, где сходятся в сумрак небо и песок.
Ана думала, что пролежит так всю ночь – в темноте, воображая безмолвные просторы спящих земель, чувствуя ноющую боль в руке и тошноту от растворимого супа. Утром она уже и не помнила, как, в какой момент у неё все же получалось заснуть. Но она всегда помнила сны.
И снилось ей то, чего в жизни она не видела никогда.
Огромные низкие облака над дюнами. Звёздное небо над домами – как в музее пустоты. Дождь, во время которого горожане высыпают на улицы, пожирают глазами небо в густой накипи облаков и вытирают ладонями мокрые счастливые лица. Ручьи, бурлящие по тротуарам. Стекающие по расписанным стенам потоки, смывающие яркую, наложенную в несколько слоев краску. Просторные поля и холмы – одинаковые, точно один и тот же пейзаж отражается в воздухе, повторяясь до тех пор, пока хватает глаз, – где по каким-то неведомым причинам можно дышать без маски, и дыхание от холода обращается в пар.
Но потом эти образы сменялись другими – знакомыми и пугающими.
Страшные чёрные корабли, зависшие над улицами в облаках гари и огня. Абитинские башни, похожие на храмы забытой религии. Одинаковые дюны. Длинные коридоры, узкие и едва освещенные, напоминающие бесконечный, не имеющий выхода лабиринт.
И ещё Ане снился Нив.
Он был во всех её снах, он улетал от неё на гигантских кораблях, сжигающих небо, именно его она искала в запутанных лабиринтах. И даже когда он стоял рядом, и оставалось лишь его окликнуть, Ана с ужасом понимала, что не может вспомнить его имя.
Имени у него больше нет.
Яркий дневной дождь превращается в пасмурную ночь. Синяя долина, напоенная прохладой, сменяется душными коридорами.
Сон быстро переходит в другую фазу, когда образы, рождённые где-то на грани безумия и памяти, становятся пугающе похожими на реальность, и Ана безоговорочно верит всему, что происходило вокруг.
Он не один.
Ана видит его с другой женщиной, невысокой и худощавой, похожей на Илу. Он идёт вместе с ней по невзрачному коридору видая-лая, и свет медленно гаснет у них за спиной. Близится калавиат, час тишины – говорить запрещено. Но он упорно шепчет что-то на ухо своей спутнице, обнимает её за плечо, и та отзывчиво улыбается, прижимается к нему, не обращая внимания на темноту, которая на них наступает.
Ане обидно и больно, ей не хочется верить в его предательство. Нет, это не может быть он. Это кто-то другой.
Страшное наваждение, жестокий обман.
Но она не обозналась.
Он невозмутимо целует чужую женщину, похожую на Илу,
