– Личная инициатива сержанта Ктулху! – доложил Дагон. – Ну… такой вот он.
Таджик поморщился.
– Ладно, я пришлю своих людей. Этих приморцев заберут. И вот этого… зассанного уникума тоже. А вы… в общем, Убера ко мне, сейчас же! А вы… – Он серьезно посмотрел на Дагона. – Собирайтесь, и быстро.
Сержант помедлил и кивнул. В его глазах загорелся недобрый веселый огонек.
* * *– Кто-то сдал нашего скинхеда приморцам, – сказал начальник СМЕРШа. – На нем же висят два смертных приговора, еще с истории с Меркуловым. Как думаешь, кто это сделал?
Таджик и Тертый посмотрели друг на друга.
– Лесин, – сказал Тертый.
Таджик кивнул.
– Лесин.
– Что будем делать?
– Ничего.
* * *– Блядь, я думал, мы создаем элитную диверсионную группу, а это какая-то банда долбаных анархистов! – возмутился Лесин. – Гопники. Бандиты и чертовы извращенцы.
Таджик помедлил.
– Эти гопники наваляли вооруженной до зубов обученной команде военной полиции приморцев. Без всякого оружия. Просто чтобы не отдавать им Убера.
– Подумаешь. – Лесин фыркнул. – Тоже мне командир! Они ему даже не подчиняются!
– Это не так, – сказал Тертый.
Таджик кивнул.
– Что?
– Возможно, он не командир, это верно. – Таджик кивнул. – Зато он вожак. Харизматичная личность.
– Эту… харизматичную личность стоило бы расстрелять! – Лесин, разозлившись, начал ходить туда-сюда по комнате.
– Возможно, так и сделаем. Потом. Если получится. Пока же у него будет множество других возможностей умереть.
– Что это значит? – Лесин насторожился.
Тертый безмятежно улыбнулся.
– Команда Убера уже в пути.
* * * 13 декабря 2033 года, Санкт-Петербург, район Купчино. Тридцать седьмой день Веганской войныБелый снег лежал вокруг. Почти середина декабря, если судить по календарю. Хотя, говорят, сейчас времена года сдвинулись – из-за Катастрофы, атомные взрывы сорвали Землю с ее традиционной оси, и теперь сезоны гуляют, как им вздумается, шаляй-валяй.
Запорошенные, замерзшие дома смотрели в ночь выбитыми окнами. От сияния снега под звездами все вокруг казалось праздничным и радостным. Новогодним. Ударил легкий морозец. Снег хрустел под ботинками и валенками.
«Грязная дюжина» уходила от Купчино. Сначала прошли наземный вестибюль, где коммунисты складировали вынутую из туннеля землю. В наземном вестибюле рядами стояли вагонетки с рудой, а земля уже высилась завалами и горами, затем вышли на улицу. Под сияющие холодные звезды.
Артем почувствовал головокружение.
От выдоха поднимался пар. Небо Питера было ясным и промерзшим.
– Слишком светло, – сказал Убер с досадой.
– Да, – кивнул Кузьмич.
По белом снегу, пятная его следами снегоступов, они двигались к Обухово. Нагруженные огромными баулами, диггеры шли неторопливо, слаженно, размеренно. Как Убер и сказал – по прямой, кратчайшим путем. «У нас совсем мало времени».
– Здесь часа полтора ходьбы, – объяснил Кузьмич. – Если все нормально.
Убер кивнул. «Если», – подумал Артем. И тут же мысленно три раза сплюнул через левое плечо, чтобы не сглазить. Все будет хорошо… если будет.
Улица была забиты разбитыми ржавыми машинами. Сугробы намело почти до уровня заржавленных крыш – и улица, казалось, выложена прямоугольниками разного цвета – красными, желтыми, черными, синими. Среди них, словно ледокол посреди ледовой пустыни Арктики, высился одинокий туристический автобус с открытым верхом.
Артем заглянул в стоящую под углом белую «японку». Протер перчаткой стекло, направил внутрь фонарь – и вздрогнул. За рулем сидел скелет. Часть его рассыпалась по салону, но руки продолжали сжимать рулевое колесо. Внутри снега почти не было, казалось, скелет просто куда-то едет. Просто слишком давно едет.
Артем отшатнулся. В какой-то момент в стекле отразился он сам – в резиновом противогазе старой гражданской модели. Круглые окуляры, фильтр со ржавчиной. Затем Артема подтолкнули в спину.
– Шевелись, – буркнула Дашка Терминатор. Артем обиделся, но пошел быстрее. Хруст, хруст. Он шагал, иногда проваливаясь по колено. Огромный баул оттягивал плечи. Артем терпел. У него все не выходила из головы картина – вот череп, а вот за ним возникает его, Артема, лицо в резиновой маске. Словно они одно целое. Близнецы. Темная и светлая половина человека.
Брр. Почудится же.
Дагон, идущий вперед, вдруг вскинул руку со сжатым кулаком. Знак «Внимание».
Отряд замер, остановился на полуслове.
– Чисто, – наконец сказал Дагон. Артем выдохнул. Отряд снова двинулся вперед. Шаг левой, шаг правой. Легкий отчетливый хруст снега.
Артем поднял голову.
Над замерзшим Петербургом сияли звезды. Давай, выше нос, парень, сказали звезды. Все будет хорошо.
Артем вздохнул, поправил рюкзак и пошел. Где-то вдалеке их ждало Обухово.
Интерлюдия-2
Человек без имени-3
Санкт-Петербург, декабрь 2033 годаЯ бегу.
Бегу по туннелю. Темнота, родная и уютная. Темнота – мой друг. Темнота не выдаст. Я бегу. За спиной я слышу крики и чье-то тяжелое дыхание. В какой-то момент раздаются удар и шум падения, ругань. Я бегу. Я уже взмок. Вдруг столб ледяного воздуха бьет в меня справа, как молотом. Я пробегаю еще пару шагов по инерции, затем возвращаюсь. Боковой ход. А если там тупик?! Думать некогда. Положись на инстинкты, ты всегда так делал… И вот куда это меня привело? Сердце сжимается от горечи и скорби. Я секунду медлю, затем ныряю в боковой ход. Бегу. Он все уже и уже. Скоро я задеваю плечами стены, обдираю кожу. Ход сворачивает и поднимается, затем идет ниже и ниже. Пару раз я спотыкаюсь.
Меня бросает в жар. Я иду в полную темноту. Остатки света тлеют за моей спиной. Я больше ничего не вижу. Я забыл, как выглядит живой человек. Как выгляжу я сам.
Я иду.
Я выбиваюсь из сил. У меня больше нет сил. Голова кружится, затылок чудовищно ноет.
Возможно, это и есть тот самый случай. Крайний.
Когда свет исчезает совсем, я сажусь на землю. Прислоняюсь спиной к ледяному бетону. Пришло время. Я достаю зажигалку, чувствуя под пальцами рельеф рисунка. Мои пальцы не настолько чувствительны, чтобы я мог различить изображение. Но, кажется, это какое-то животное. Может быть, дракон. Может быть. Это точно дракон. Я думаю, что сейчас самое время рискнуть. Бензина хватит на несколько секунд. Я должен увидеть. Нет, не рисунок на зажигалке…
Мне нужно другое.
Чирк! Чирк! Летят искры.
Пламя загорается.
Пока оно горит, я смотрю на фотографию.
Когда пламя гаснет, я продолжаю видеть.
«Это она».
«Это всегда была только она».
На черно-белой фотографии – молодая девушка. Темные волосы. Слегка восточный разрез глаз. Красивая настолько, что у меня замирает дыхание. Вот такой бы она стала, когда вырастет… Если вырастет… Если выживет… Если не умрет от голода или болезней. Если ее не убьют бандиты. Если…
Мы живем в мире сплошных «если». И это страшный мир.
Огромная пустая платформа. Маленькая девочка сидит на полу. Она раскладывает игрушки: половинка пластиковой коровы, монетка, камешек с красноватым пятном и – перо со слипшимися ворсинками…
Вдруг девочка поднимает голову. У нее красивые карие глаза и смешной короткий нос. Девочка говорит: «Привет, ангел».
Я вздрагиваю. Поднимаю взгляд. В моей руке ничего нет. Никакой фотокарточки. Зажигалка выпала из пальцев и исчезла в темноте.
Я задремываю. Во сне мне
