Элизабет опустила глаза, немного помолчав, кусая окрашенную алым нижнюю губу, а затем взяла нетронутый за весь вечер бокал вина и пригубила, несмотря на свою нелюбовь к алкогольным напиткам. Ей в груди похолодело от упоминания итальянцев, и возникла необходимость согреться в обход предпочтениям. Дуло револьвера всё так же глядело в остатки души.
— Полагаю, фамилия Чангретта Вам знакома? Не отвечайте, это риторический вопрос. Конечно же, знаете. Могу только догадаться, что Вы не побрезговали копнуть поглубже в истории моей корреспонденции и найти два отправления в Рим на эту фамилию, потому что это единственная ниточка связывающая меня, Англию и Италию одновременно, — женщина допила вино и её щёки покрыл лёгкий румянец. — Четыре года назад Лука спас мне жизнь, тем самым сделав одолжение. Вам известно, что значит быть должным мафии. Я должна была выплатить долг, и я это сделала. Чтобы освободиться от итальянцев, мне приходилось делать ужасные вещи, используя свой аналитический ум и набор незаурядных навыков, которые и стали причиной того, что я заинтересовала итальянцев. Я не горжусь этим, если на то пошло. Но когда всё закончилось, я поспешила покинуть Рим и оказалась в Лондоне, где начала жизнь заново. С итальянцами меня более ничего не связывает пару лет точно.
Флэтчер не лукавила. Где-то о чём-то умолчала — да, но не солгала. С Лукой Чангреттой их связывали общие дела, и женщина предпочитала забыть об этом, как о страшном сне, оставить прошлое в прошлом. Она ещё не знала, что это прошлое вскоре снова настигнет её, накроет волной разгневанной горной реки и потянет течением к острым камням. Ей нравилось в Лондоне, ей нравилось то, как сложилась её жизнь в Кэмдене, ей нравилось дело, которым она занималась, и Элизабет предпочла бы не менять расположение дел. Соломонс свалился на неё проклятьем и напихал палок в колёса, как и полагает самой настоящей еврейской заразе.
— Послушайте, Альфред. Я стараюсь жить по совести, не порочить доставшееся мне имя умершей женщины и оставить его честным до самой моей, надеюсь, что не скоропостижной, смерти.
— Она работала шлюхой в захудалом триперном борделе.
— Что же, это тоже труд, — Флэтчер пожала плечами. — Я просто хочу заниматься своим делом и не привлекать к себе лишнего внимания. Возможно, я и плохой человек, но иду по пути искупления. Все мы заслуживаем на второй шанс. Вы ведь не обделили себя таковым, когда, вернувшись с фронта, из милосердия к мучающейся болью и одиночеством охваченной неизлечимой хворью дорогой сердцу матушке укоротили отведённый срок, а следом приговорили и грешного прелюбодействием отца. Не подумайте, я не осуждаю.
Алфи нахмурил брови и его собеседница может поклясться, что услышала как скрипнули его зубы. Соломонс не любил касаться истории своей семьи.
— Я Вам не враг и я не намерена плести интриги за Вашей спиной. Да, у меня есть свои подводные камни, как и у Вас. Нам от них не избавиться даже при желании. Однако мы, как частные предприниматели, знаем, что у всего ведь есть своя цена, правда? Я готова заплатить свою, только назовите. И затем мы продолжим заниматься каждый своим делом, как было удобно нам до этой встречи.
Они помолчали, играя в гляделки. Напряжение в комнате, казалось, заимело запах гари. «Риджентс» горел незримым бушующим пламенем, эпицентр которого находился в лаундж-зоне наверху. Натянутая струна вот-вот лопнет. Случится ли чудо?
— Ты чудом вылечила мелкого пацана своей старой еврейской соседки от чахотки, — Алфи медленно вернул курок на место, а затем револьвер повис у него на пальце. Угрожать женщине больше не имело смысла, как и «выкать» после этого диалога. — Это она пустила слушок о том, что ты ведьма. Я почти уверен, что она права.
— Это наука, а не чёрная магия.
— Всё это один хуй. А о цене мы ещё поговорим. Как-то в другой раз, но поговорим, — Соломонс откашлялся, положил револьвер на стол и достал свою курительную трубку, набивая её славным табаком. — Эх, хороша же чертовка. Куда такой женщине функционирующий мозг да мужские проблемы? Быть дурой без проблем куда проще. Ну, так ведь?
— Я этого не просила, мистер Соломонс. Я этого не просила…
========== 3. ==========
Проходит пара месяцев с той не самой приятной встречи. Элизабет не получала за это время писем тревожнее еженедельных счетов и жила в своём привычном ритме жизни. Иногда она видела Соломонса вечерами среди своих гостей. Редко, правда, ведь шумные компании его не любят. Он снимал пред ней шляпу, а она кратко кивала и продолжала сидеть в одиночестве за дальним столиком в углу зала, скучающе ковыряясь столовым прибором в своём ужине. Как и было обещано, её не тревожили цыгане, хотя женщина могла поклясться, что видела Томаса Шелби в «Риджентс» в компании красивой и ухоженной женщины примерно одного возраста с самой Флэтчер. Она даже обменялась с бирмингемским королевичем непродолжительными, но многозначительными взглядами с мужской долей сожаления и женским снисхождением. Немые извинения были приняты. Оба не были лишены мудрости, и Лиз видела в этом человеке клубок хаотично закрученных разноцветных ниток. Каждая нить представляла собой какое-то внутреннее качество этого человека или поглощающие чувства: непомерная сила, растущие в геометрической прогрессии амбиции, тоска, любовь, ненависть и неисцелимая боль утраты, забирающаяся в глубину клубка. Наблюдая за ним со стороны, Флэтчер ловила это в его мимике, жестах, в глазах и сопоставляла с имеющимся в собственных чертогах разума досье на этого человека. Знать больше, чем нужно, было её работой и от старых привычек избавляться слишком трудно. Видит Бог, лучше бы она страдала женским алкоголизмом. Но и это было не самой большой бедой на её голову.
Уже больше недели мисс Флэтчер не видели нигде в Кэмдене. Элизабет не покидала свой дом. Её служанка время от времени отвечала на поступающие в дом звонки и сообщала о том, что хозяйке нездоровится, а затем складировала короткие записки с просьбами связаться в ближайшее время к отсортированной, но нетронутой почте. Также не впускала прислужница и беспокоивших дом, ссылаясь на заразную хворь хозяйки, что было враньём, конечно же, но враньём за несколько дополнительных шиллингов в карман. Да и вообще Флэтчер была щедра в оплате труда своей служанки, дабы возникающие вопросы не озвучивались. Во вторник эта вереница прервалась, когда рукоять трости постучалась в тяжёлую массивную дверь. Алфи всегда оскорблялся, когда его игнорируют. Отсутствие реакции на письма и звонки к этой женщине побуждало к
