— За лесом путь опять расходится, одна дорога в Болонь ведет, а другая в село Мухояр, но от седова, можно только этой дорогой вернуться, ну до темна думаю, до стойбища доберемси. А поросей и сейчас, как остановимся покормим… — сказал мужчина.
— Да, хорошо бы успеть, а то как бы нам на татей лихих не нарваться, как по большаку поедем. — проговорила матушка, прислушиваясь к отцу.
— Не боись, чай не впервой, сейчас ужо время потеряли, но скоро нагоним. От седова быстрея Кучура погоним, он крепкий, сдюжит. — беззаботно ответил батька.
Внезапно закончился лес, и мы оказались на большой поляне, где в противоположной ее стороне, стояла небольшая избушка с крохотным сарайчиком, мы подъехали ближе… Не доезжая метров двадцать, отец остановил коня. Матушка взяла меня на руки и передала Боянке, которая сидела ближе к краю, батька спрыгнул с передка и подошел, чтоб помочь нам спуститься. Он подхватив мать, помог ей выбраться из телеги и обернулся, забрать меня у сестры. Мать, подхватила одной рукой меня, второй взяла одну из корзинок и направилась к избушке:
— Тута обождите, поросей пока покормите, здесь где-то недалече ручей был… — и как- то решительно и напряженно, понесла меня дальше. Дойдя до избушки, но не входя в нее, матушка крикнула:
— Сения, ты в избе? Мне поговорить с тобой надобно…
На пороге избушки показалась старуха, неприятная на вид, лицо испещренное морщинами, поджатые тонкие губы, цепкие и сияющие каким- то внутренним светом глаза, совсем неподходящие старой женщине, слишком выделялись на лице. Темный платок покрывающий седую голову с торчащими кое где, волосами. Одета она была в белую льняную рубаху, коричневого цвета юбку, на поясе был повязан серый передник, в каких-то разводах, а на плечах, лежал еще один мрачный платок. Впечатление она производила удручающее, не стоит ждать от нее чего-то хорошего, решила я для себя. — Прямо Баба Яга, только костяной ноги не хватает.
Оглядев нас с головы, до пят, она сказала: — Чего хотела Чипранка?
— Да вот, гостинцев тебе передать и дочку мою меныиую, может посмотришь, третье лето как, ей пошло, а она словно лебедь сонная, и не ходит, а говорить ток, как пятого дня начала. — подошла ближе матушка и поставила на крыльце корзину, продолжая держать меня на руках. Я теснее прижалась к женщине, близость к старухе меня пугала.
Переведя взгляд с корзины на меня, бабулька протянула ко мне, скрюченные старые руки, со словами:
— Давай сюда…
Матушка хотела передать меня бабке, но я, не имея большого желания оказаться у нее на руках, только вцепилась в материн сарафан. Попытавшись меня отцепить, Чипрана добилась того, что я только сильнее вцепилась в ее сарафан и начала немного подвывать. Я хоть и взрослая женщина в теле ребенка, но мне совершенно не улыбалось, общаться с этой странной старухой. От нее шла какая- то пугающая сила.
Но, никогда не справится ребенку, с двумя взрослыми, совместными усилиями мать, оторвав меня от себя, передала меня бабке, а та занесла в избу, сказав:
— Тута обожди..
Матушка осталась перед крыльцом, провожая нас напряженным взглядом. Войдя в избу, я убедилась, что попала в домик Бабы Яги: везде куда падал взор, висели пучки трав. Окон в избе не было и топили ее видимо, по черному, потому что, весь потолок и стены по верху, были покрыты гарью и копотью. У стены слева, стоял большой деревянный стол, рядом с ним широкая лавка, на лавке лежал черный кот, на столе стояли какие-то плошки, светец для лучины, разделочная доска, а на ней широкий нож. Рядом лежали свежие пучки трав и какие-то корешки. На стенах висели полки с посудой, у противоположной входу стены, стояли сундук и еще одна широкая лавка, в углу на полочке стояли небольшие, примерно с ладонь, деревянные статуэтки, в количестве десяти штук.
Усадив меня на лавку, она пошла к сундуку. Мне было здесь неуютно, хотелось поскорее уйти. Порывшись в сундуке, бабка вынула из него какое- то полотно и палку. Полотном оказался, расшитый рушник, а палка — посохом с подвешанными в навершие: косточками, перышками, бусинами и камушками, как у чукотских шаманов. Накрыв меня рушником, старуха принялась трясти надо мной посохом, что-то бормоча под нос. Сначала меня обдало холодом, потом жаром, я вся взмокла, как будто сидела в бане. Перед глазами, все затряслось и померкло. Я потеряла сознание…
Очнулась от того, что кто-то лил мне в лицо водой. Проморгавшись, я оттолкнула руки старухи, в которых она держала ковш, из которого поливала меня, взяв тряпку со стола она утерла меня ею, взяла на руки и вынесла на крыльцо, где нас ожидала мать.
Сойдя на ступени, бабка передала меня матери, сказав:
— Через пятнадцать лун мне ее привезешь, как раз перед праздником Богини Сумерлы — пробормотала старуха разворачиваясь и возвращаясь обратно в избу.
Матушка опешив, уставилась на нее:
— Зачем это? Ты скажи, что делать? Ежели нужно, я сама ее пролечу, любыми настойками отпою. — проговорила взволнованно
— Привезешь ее с вещами и оставишь, — невозмутимо проговорила бабка, останавливаясь на пороге и вытирая руки о передник.
— Да как же, я ее здесь у тебя оставлю? Ты что несешь, совсем из ума выжила?
— заголосила Чипрана, прижимая меня к себе крепче. — На кой она тебе нужна? Я свое дитя никакой ведьме никогда не оставлю… — воскликнула матушка, надвигаясь на старуху.
— Ты, пыл то свой поумерь! — грозно ответила бабка, распрямляясь
