— Да, госпожа…
— Славно… знаешь, в чем эльфийская мудрость? Не в бессмертии и не в тайнах, которые им открыли боги, а в том, что среди них безграмотных нет — я говорю о нолдор, о синдар Дориата, о тех, кому служили предки эдайн. Не считаем же мы великими и мудрыми каких-нибудь лайквенди, у которых те же шатры и хатки на деревьях, что у диких людских племен. От рун и книжек разум затачивается, как меч. Другое дело, что им, бессмертным, на все времени хватает — а людям, за такой краткий срок, поди поспей… то урожай, то посевная, то орки напали.
— Но сейчас мы стали жить дольше. И орков здесь нет.
— Да! И поэтому мы должны успеть!
— Что успеть-то? — Горлинка вздохнула. Ей, признаться, было непонятно, почему госпожа целительница решила поговорить об учености именно с ней — ну да, грамотная она, и что? Не так уж много ученых в народе. На что грамота крестьянину или рыбаку?
— Плохо, — внезапно сурово сказала Литиэль. — Ты эдайн, а не дикая вастачка. И больше того — ты служительница Храма!
— А при чем тут…
— При том, что мы — дети Единого, а не вечные Беорин кор-хайн! А значит, мы должны стать, по меньшей мере, достойными зваться братьями эльдар, а не их слугами! Впрочем, это уже не твое дело, без тебя решим. Налей-ка мне еще одну чашу.
В этот раз Литиэль пила свое лекарство сама, безо всякого сопротивления. А когда чаша кончилась, вновь спросила:
— Скажи-ка мне, дева, ты замуж не собираешься?
— Нет, зачем? — удивилась Горлинка. — Я ведь не в деревне живу, чтоб мужские руки понадобились. А просто так, чтоб был мужик в доме… тем более, не хочу.
— А почему не хочешь?
Горлинка задумалась.
— Почему… да откуда ж мне знать-то? Не хочу и не хочу.
— Ну-ну…
— Нет, я знаю, что девушке вроде как положено замуж хотеть, — рассудительно добавила она. — Но сейчас вообще в людях странность какая-то. С одной стороны послушаешь — девушка должна хотеть замуж. С другой — непременно по любви, как у эльдар бывает. Нет, конечно, супругов себе ищут среди ровни — какой же девице захочется из богатого дома да в рыбачью деревню. Очень глупой, разве что… ну, и не спешат с этим. Ты ведь целительница, должна знать…
— Что девушки нынче поздно созревают? Те, что уже второго колена — дай боги, годам к двадцати… знаю конечно. Если это нам Валар сделали — весьма умно!
— Отчего же?
— Да от того, что мы теперь не болеем почти, да и стареем медленно! Эльдар сказали: года людские умножатся, а на сколько это самое «умножатся», мы пока только догадки строим! — Литиэль стремительно вскочила, прошлась по комнате — метнулись вслед тени от колыхнувшихся огоньков свечей. — Двести лет? Пятьсот? Тысяча? Нет, вряд ли… пятьсот вернее. А ты понимаешь, что это значит? Люди живут, не старея, не умирая, а дети рождаются… если как раньше — в год-два по ребенку, да с ранней молодости, да половина не перемрет во младенчестве, как в Эндорэ…
— Ой-ей…
— Вот именно. Сто-двести лет, и придется либо друг у друга на головах сидеть, либо лишних в море топить, а куда такое годится? Не хотела бы я на своей земле таких… орочьих обычаев, — тихо сказала целительница, вновь опустившись в кресло. — Налей мне еще… сколько там осталось?
— Еще на пару чаш.
— Хорошо. Гадость оно, конечно, но знаешь, тому, что помогает, радуешься, даже если от него скулы сводит. Ты ничего не хочешь у меня спросить? — внезапно участливо и мягко осведомилась Литиэль. Горлинка неуверенно пожала плечами. Спросить чего? Про лекарство? Ну, лекарство и лекарство. Про разговоры об учености? Так это не ее дело. Вот, разве что…
— Кто со мной вначале говорил? О том, что она, мол, отсюда не выйдет…
— Ишь ты, нашла же, о чем… — Литиэль мелкими глотками пила зелье, — Это глупость моя с тобой говорила. Она — тоже я, но… а, демоны со всем этим! Да, я его люблю! Меня раздваивает выбор — один из путей ведет к гибели, другой к тому, что уже не будет мной! Но это глупо — считать, что лучше погибнуть всем вместе, чем измениться, приспособиться, выжить и достичь цели! Но какой ценой? Превратившись в чудовище? Нет, нет… ох, как это утомляет… подумать только, и это тоже я…
— А почему ты мне все это рассказываешь, госпожа? — снова спросила Горлинка, видя, что целительница уплывает в свои мысли.
— А почему бы и нет? Нужно же с кем-то поболтать о неизбежности грядущего, — Литиэль устало распласталась в кресле. — Я бы твоим Старшим рассказала, но у них от меня голова болит, или еще что… словом, когда я в таком вот виде, некоторым особо чутким от меня плохо. Понимаешь, девочка, они мне помогают, потому, что им от меня что-то надо — сказать по-честному, и знать не хочу, что. Думают, что я им сыграю на руку — демоны знают, как, но вот со свадьбой этой удачно получилось. Им нужен кто-то вроде меня — чтоб был заместо тарана. А я иду к своей цели, и, если по пути расчищу место для кого-то еще, так и быть.
— И… какая у тебя цель?
— Спасти… — Литиэль пожала плечами, и глубоко вздохнула. — То, что случилось со мной… больно, да, но я ведь люблю его, и с этим ничего не поделаешь. Я искала другие способы, но он отдал меня в ваш народ, пусть невольно, не зная об этом, желая совсем другого, и… теперь это мой народ. А прошлое… это только прошлое. Налей еще.
Горлинка вылила остатки зелья в чашу.
— Спасибо, — устало и тихо сказала целительница. — И за то, что мои бредни слушаешь. Ты, вот что, даже если мужа не найдешь, детей заведи, хоть пару. А до того — обязательно на Менельтарму поднимись. Королева там уже побывала, другие пока опасаются… а нам это очень нужно — такой обычай.
— Схожу, раз надо, — согласилась Горлинка. Подняться на Менельтарму и впрямь было бы неплохо — поглядеть на Остров с высоты.
Целительница еще что-то бормотала, качаясь в кресле, переходила порой на какой-то неведомый язык, что-то пела, плакала и ругалась. Несколько раз принималась благодарить зевающую служанку за то, что та слушает «глупую девицу, которой вечно будет
