Заключенный обладал определенным поверхностным сходством с Голдсмитом. Некоторые черты для равнодушного официального взгляда могли служить подтверждением личности; примерно того же возраста, может быть, на несколько лет моложе, высокие скулы, широкий четкий рот.
В камеру вошла пожилая женщина в белом лабораторном халате, осторожно оттолкнула Мэри и открыла маленькую дверцу на боку цилиндра. Немелодично насвистывая, она постучала по цифровому дисплею, сделала несколько пометок в планшете, сравнила показания, затем повернула черную ручку против часовой стрелки. Поднявшись на ноги, покачала головой, захлопнула дверцу и безучастно, выжидательно посмотрела на Сулавье.
– Через некоторое время он придет в себя, – сказала она. – Через несколько часов. Я дам ему лекарство.
– Вы уверены, что это не Эмануэль Голдсмит? – спросил Сулавье, сердито глядя на Мэри.
– Совершенно уверена.
Мулатка сделала инъекцию в руку заключенному и отошла. Его лицо не стало спокойнее. Казалось, после отключения «адского венца» в лице проступило даже больше мучений, большее напряжение. Убедившись, что заключенный не начнет метаться, мулатка снова подошла к нему и сняла обруч с головы.
– Ему нужна медицинская помощь, – сказала Мэри. – Пожалуйста, выпустите его отсюда.
– Для этого требуется решение суда, – сказал Сулавье.
– Он здесь на основании судебного решения? – спросила Мэри.
– Я не знаю, как он оказался здесь, – признался Сулавье.
– Тогда во имя простой человеческой порядочности выпустите его из этой камеры и отвезите к врачу. – Она уставилась на мулатку; та быстро отвернулась и сделала знак, скрестив три пальца над левым плечом. – К настоящему доктору.
Сулавье покачал головой и уставился в потолок.
– Это недостаточно важное дело, чтобы отвлекать им полковника сэра. – Его кожа в желтом свете блестела, хотя в камере и коридоре не было тепло. – Освободить его могут только по приказу полковника сэра.
Мэри чуть не завизжала.
– Вы истязаете невиновного. Позвоните полковнику сэру и немедленно сообщите об этом.
Сулавье словно парализовало. Он упрямо мотнул головой.
– Нам нужны доказательства вашего утверждения, – заявил он.
– У него было удостоверение личности, идентификационная карта? – спросила Мэри. Сулавье перевел вопрос начальнику, тот красноречиво пожал плечами; его это не касалось.
Напряжение достигло живота Мэри. Чтобы успокоиться, она постаралась вообразить неспешный Военный Танец на травянистом поле где-то далеко отсюда.
– Лучше убейте меня, – тихо сказала Мэри, глядя прямо в глаза Сулавье. Затем указала на заключенного. – И его тоже лучше убейте. Потому что совершенное вами здесь – бо́льшая мерзость, чем могли бы стерпеть даже нечестивые народы нашей Земли. Если вы позволите мне вернуться в США живой, мой рассказ безусловно повредит полковнику сэру, его правительству и Эспаньоле. Если в вас есть хоть капля верности своему вождю или своему народу, вы сейчас же освободите этого человека.
Плечи Сулавье поникли. Он вытер руками влажное лицо.
– Я не предполагал, что возможна ошибка, – сказал он и огляделся по сторонам, рассматривая стены камеры и шевеля губами, словно произносил безмолвную молитву. – Я прикажу освободить его. Под свою ответственность.
Мэри кивнула, не сводя с него глаз.
– Спасибо, – сказала она. Ей было все равно, как это осуществится, но она заподозрила, что своими действиями приговорила самого Сулавье к такой же камере.
В главном коридоре здания, шагая в сопровождении Сулавье за мулаткой и двумя охранниками, несущими на носилках заключенного, Мэри пыталась сдерживать свою нервозность, свой страх, свое отвращение. Тщетно. Ее затрясло так, что пришлось остановиться и прислониться к стене. Ужас, внушаемый «адским венцом», не уменьшился.
Сулавье ждал в нескольких шагах позади нее, уставившись на противоположную стену, над его жестким белым воротником поднималось и опускалось адамово яблоко. Процессия впереди них продолжала идти, не оглядываясь.
– У всего есть смысл и место, мадемуазель, – сказал он.
– Как вы можете жить здесь, зная, что ваш народ творит такое? – спросила Мэри.
– Я впервые оказался в «Тысяче цветов», да и вообще в тюрьме, – сказал Сулавье. – Моя специальность – полицейская дипломатия.
– Но вы знали.
– Абстрактно знать что-то… – Он не закончил.
Мэри оттолкнулась от стены и с усилием выпрямилась.
– Что вы будете делать, если Ярдли не одобрит?
Сулавье печально покачал головой.
– Вы разбили мою жизнь, мадемуазель, – сказал он. – С какой бы целью вы ни прибыли сюда, вот результат. Вы можете покинуть Эспаньолу. Я не могу.
– Я никогда не смогу это забыть, – сказала Мэри.
59
ЛитВиз-21/1 Подсеть A (Дэвид Шайн): «Саван разочарования закутал центр управления миссией АСИДАК. АСИДАК прислала новый отчет о башнях, и он не обнадеживает. С другой стороны, отчет АСИДАК может свидетельствовать о весьма примечательном явлении. Для анализа этой ситуации в целом здесь с нами философский комментатор Хром Вижняк.
Вижняк: «Изображения и данные, полученные от АСИДАК, теперь свидетельствуют о естественном происхождении колец башен. АСИДАК наблюдала миграцию с моря органического материала, огромной и как будто бы однородной зеленой массы, ползущей по ландшафту с помощью многочисленных разнонаправленных рук или псевдоподий, хотя масштаб наводит на мысль о сравнении с реками.
Картина поразительная, даже грандиозная, но по мере приближения этих рек к их конечным целям – кольцам башен – детское разочарование в нас берет верх над благоговением, которое мы должны ощущать перед лицом такого природного явления.
АСИДАК в итоге не обнаружила признаков разумной жизни; по крайней мере таких признаков, которые мы в силах истолковать. Достигнув этих образований, перемещающаяся зеленая масса в считаные минуты окружает башни, поднимается на них и образует блестящую стену. АСИДАК практически уверена, что в течение нескольких дней или недель эти стены сформируют спорангии, и начнется репродуктивный цикл доминантной формы жизни B-2. Давайте ознакомимся собственно с отчетом АСИДАК, отправленным доктору Роджеру Аткинсу, главному разработчику мыслителей АСИДАК и Джилл.
АСИДАК (канал 4)> Роджер, как вы поймете из данных, которые я отправляю с этой трансляцией, на B-2 разговаривать не с кем, и это означает, что, по всей вероятности, во всей системе альфы Центавра нет никого, с кем я смогу общаться напрямую.
Башни очень похожи на древесные стволы. Каждый год во время солнцестояния, в разное время года в северном и южном полушариях, зеленая масса выходит из океанов и путешествует по суше к тем местам, где либо существуют, либо когда-то существовали круги башен. Эта зеленая масса поднимается на башни или создает новые башни, а затем готовится к репродуктивному циклу. Заодно покрывало из зеленых организмов наращивает сами башни по бокам.
По прошествии заметного числа таких циклов эти наросты соединяют башни с образованием полого цилиндра, и тогда зеленая масса обходит их в поисках других мест. После этого цилиндр естественным порядком разрушается и распадается.
Мои «детки-монетки» и мобильные разведчики нашли множество башен, разрушенных частично и полностью. Вывод о том, что башни не построены и не разрушены разумными формами жизни, неизбежен.
Мне ясно, что у меня
