Она встала, собрала личные вещи и последовала за тремя усталыми мужчинами в псевдокостюмах. Около двухсот пассажиров неторопливо направились к эскалатору в глубине.
Через нескольких минут она вышла из разрисованного внутри цветами аэропортского поезда в центральном пересадочном узле Санто-Доминго. Здесь все было украшено тропическими цветами. Вдоль проходов стояли огромные черные вазы, из которых поднимались невероятные многоцветные джунгли. Водопады изливались в пруды, где плавали красивые рыбки из морских садов Антильского моря, в основном натуральные, некоторые – плоды рекомбинаторного искусства. С купола атриума в центре пересадочного узла свисала подвижная занавесь прокинной скульптуры, льющей свет и благоухание на прибывших гостей Эспаньолы. Индустрии нано в Эспаньоле почти не было – в основном ранние произведения искусства, ввезенные из США, совершенно бесполезные для иных, помимо основного назначения, целей.
По краю внутреннего дворика с десятка специальных площадок к любопытным путешественникам обращались проецируемые гиды в роскошной форме. Система подавления шума оставляла не вызывающий неприязни негромкий гул, на который мягко накладывалась местная музыка.
Выхваченную из толпы прибывающих пассажиров остроглазой кофейно-коричневой женщиной, облаченной в бело-зеленую ливрею, Мэри направили в ВИП-зал. Отгороженный от остальной части атриума стеклянными стенами зал был пуст, если не считать высокого человека в старинном сюртуке и двух бронзового цвета арбайтеров непонятного назначения.
С легким поклоном высокий мужчина протянул руку, и Мэри пожала ее.
– Инспектор Мэри Чой, позвольте приветствовать вас в Республике Эспаньола. – Его ослепительную улыбку украшали два передних резца цвета красного коралла. – Я назначен вашим avocat и сопровождающим. Меня зовут Анри Сулавье.
Мэри наклонила голову и приветливо улыбнулась.
– Merci.
– Вы говорите по-французски, по-испански или, быть может, по-креольски, мадемуазель Чой?
– Извините, только калифорнийский испанский.
Сулавье развел руками.
– Это не проблема. В Эспаньоле все знают английский. Это родной язык нашего полковника сэра. И второй по распространенности язык в мире, если не первый, да? Но я заодно буду выступать в качестве переводчика. Мне сказали, что ваше время ограничено и вы хотите немедленно проконсультироваться с нашей полицией.
– Я бы сначала поела, – сказала она, снова улыбнувшись. Кто-то сделал прекрасный выбор – Сулавье – держался он открыто и был обаятелен. Она не раз читала такое про Эспаньолу: если забыть ее печальную историю и нынешние сомнительные экономические условия, здесь жили самые дружелюбные люди на Земле.
– Конечно. В ваших апартаментах вас будет ждать ужин. Мы прибудем туда самое позднее через час. В любом случае те, с кем вы хотите поговорить, сейчас уже заканчивают работу, а офисы закрываются. Вы отлично сможете побеседовать с ними завтра. Кроме того, по нашим сведениям, ваши коллеги прибудут… – Он посмотрел на часы. – Через два часа. Я их здесь встречу, не беспокойтесь. С вашего позволения, я провожу вас до ваших апартаментов в дипломатическом квартале Порт-о-Пренса. После этого вечер в вашем распоряжении. Можете работать или отдыхать – как угодно.
– Ужин в апартаментах меня вполне устроит, – сказала она.
– Вы, несомненно, знаете, все, кто приезжает в Эспаньолу официально, живут обособленно, чтобы не отвлекаться на нашу туристическую индустрию, которая может не отвечать их потребностям.
Тот арбайтер, что слева, передвигавшийся на трех колесах, протянул руку, чтобы взять ее личные вещи. Она с улыбкой отказалась, решив, что лучше уберечь планшет от возможной утечки данных.
Ее осторожность, похоже, позабавила Сулавье.
– Сюда, пожалуйста. Воспользуемся закулисными коридорами. Так гораздо проще.
В поезде до Порт-о-Пренса, кроме них, никого не было. Черные бархатные подушки сидений украшал герб полковника сэра: носорог и дуб под звездным небом.
Они выехали из пересадочного центра Санто-Доминго и вскоре уже катили по рельсам, поднятым над землей, – через широкие открытые равнины, через холмы, ярко-зеленые от недавнего дождя. На остров быстро опускался вечер, окутывая все волшебным сапфировым полумраком. На севере высился величественный хребет Центральной Кордильеры, его пики еще пылали в лучах заката, мрачные предгорья были расчерчены черными полосами нового леса и террасами, где горели огни ферм.
Мэри на основании изученного ждала красот – но не ожидала ничего столь захватывающе идиллического. Как у подобного края могла быть такая история? Но ведь до полковника сэра Эспаньола не была такой прекрасной. В его правление остров стал единым государством после череды почти бескровных переворотов, отправивших и демократически избранных лидеров, и тиранов в эмиграцию в Китай и Париж. Он подавил конкуренцию внутренних интересов, национализировал всю иностранную промышленность, начал разработку нефтяных запасов на южном шельфе с помощью бразильского преступного мира, а эти грязные деньги пустил на создание уникального бизнеса – предоставления избранным заказчикам услуг наемников и террористов по всему миру.
В начале двадцать первого века промышленно развитые страны обнаружили, что их граждане не готовы осуществлять некоторые наиболее жестокие действия, необходимые государству. Полковник сэр с энтузиазмом ринулся в этот вакуум и с таким успехом предоставлял желающим отлично обученную армию эспаньольских юношей, что лучшие валюты мира поддержали почти обесценившийся гаитянский гурд и обанкротившееся доминиканское песо.
На десятый год своего правления он начал восстанавливать давно вырубленные эспаньольские леса, ввозя лучших специалистов по рекомбинации и аграрных экспертов, чтобы вернуть остров хотя бы к подобию его доколумбовой юности.
По сторонам убегали назад хорошо освещенные выбеленные небольшие городки, подробности были неразличимы из-за скорости. Она успевала заметить лишь контуры деревянных построек и бетонных жилых комплексов для эспаньольцев; это были города, обычно недоступные для туристов, города, где растили солдат и куда те возвращались, чтобы жить и давать жизнь дочерям и сыновьям, будущим солдатам.
Армия Эспаньолы, если верить тому, что она читала, насчитывала около ста пятидесяти тысяч человек. В случае необходимости гиперзвуковые корабли или суборбитальный транспорт могли за несколько часов забрать из одного или другого международного аэропорта, временно закрытого для входящих рейсов, десятки тысяч воинов и отправить их в любую точку планеты.
Сидя напротив Мэри, Сулавье глядел, как мимо мелькают поля и поселки.
– Увы, в последнее время в мире спокойно, – сказал он. – Ваше правительство перестало вести бизнес с Кап-Аитьеном и Санто-Доминго. Это весьма печалит полковника сэра.
– У вас по-прежнему остается туризм, своя нефть и сельское хозяйство, – сказала Мэри.
Сулавье поднял руки, потер большой палец одной руки о три других, обозначая деньги, и накрыл их другой ладонью, словно чтобы придушить.
– Нефть – легче получать по вашей технологии переработки мусора, – сказал он. – Любая страна на Земле способна произвести достаточно еды. Туризму нанесен большой ущерб. Нас называют всякими неприятными словами. Это нас огорчает. – Он вздохнул, передернул плечами, словно отбрасывая неприятную
