- Джанка, ты что наделала... - начал было он, но сестра скривилась, не слушая его, спрыгнула с табурета и опрометью бросилась к открытой двери, сразу же за порогом закричав:
- Мама, мама! Иди посмотри, что Джатто наделал! Он папину вещь разбил!!!
Джатто ещё не понял, что происходит, как в проёме появилась мать. Окинув комнату взглядом, та всплеснула руками:
- Джатто!
- А я видела! - не унималась Джанка. - Я видела!
Джатто растерялся и не знал, что сказать на эту неописуемую ложь, и молча стоял столбом, пока не появился отец, лицо которого, при виде сына, стоящего посреди осколков, налилось кровью, как глаза у быка.
- Ты! - взревел он, медленно подходя к испуганному пареньку.
- Но... это не я! - наконец подал голос Джатто. - Это ведь она разбила! - он ткнул палец в ухватившуюся за материну юбку Джанку.
- Джатто! - укоризненно покачала головой мать. - Стыдись. Это недостойно мужчины.
- Мужчины?! - заорал отец и влепил сыну такой удар в ухо, от которого тот не устоял и рухнул на пол. - Где тут мужчина? Это убогое ничтожество, вылезшее из твоего чрева - всё, что угодно, но только не мужчина! Негодный слизняк! Мерзавец!
Джатто отползал от наступающего на него отца, повторяя, как молитву "это не я!", но его никто не слушал.
- Да ещё и трус! Сваливать свою вину на невинного ребёнка! Мерзкая, подлая тварь! Ты разрушил мои планы! Убью!
Схватив сына за грудки, он воздел его с полу и, продолжая осыпать бранью, начал с размаху бить по лицу кулаком. Ошалевший от ужаса Джатто сделал только одну попытку защититься, а потом сознание его поплыло, руки опустились, и только голова моталась из стороны в сторону при каждом ударе. Когда же он очнулся, стало ещё хуже: разъярённый отец отдал его пороть слугам. Такое унижение было хуже боли...
Было ли это единственным случаем, когда Джанка намеренно поставила его? О, нет! Не проходило недели, чтобы ему не попадало вместо неё. Словно по контрасту с ненавидимым сыном, дочь для Кароджо была ангелом, и он и слышать не хотел, что она могла совершить что-либо неблаговидное. Но Джатто страдал не только от рук отца.
Позавчера со своими друзьями к нему пришёл Аччаюоли, чтобы обсудить грядущее событие, на которое они все были приглашены: как раз это самое торжество по поводу посвящения Маццинго Тегрими в рыцари, на которое Джатто теперь направлялся в полном одиночестве. Не каждый день отпрыски таких известных в Тоскане семей, как Аччаюоли, приоткрывают дверь в свой круг. А с ним ещё были и Альбицци, и Стронци, и Питти. Каждый со своими миньонами, так что набралось человек двадцать, заполнив весь сад, в котором они и устроились. Слуги были заранее предупреждены и были готовы, появившись с вином и фруктами сразу же, как только гости расселись. Каково же было удивление Джатто и всего общества, когда среди слуг появилась Джанка, весьма просто и легко одетая (а лучше сказать - раздетая) в греческом стиле, несущая блюдо со сваренными в меду финиками. Сестра и не могла остаться неузнанной, поскольку её хорошо знали в Фиренце. Её едва прикрытые короткой туникой колени и колыхающиеся под тонкой тканью упругие груди вызвали восхищённые выкрики, а Джатто, почувствовавший какой-то подвох, обратился к ней:
- Что это значит сестра, что ты подаёшь нам вино и сладости, как служанка?
- Трагедия, как известно, есть песнь козлов, - тут же ответила та. - Так лучше мне самой навечно остаться служанкой, чем случиться худшей трагедии, где я буду козой.
С этими непонятными словами она опустилась перед главным гостем, протягивая тому угощение с притворно смиренным видом.
- Я не прочь побыть греческим базилевсом, когда прислуживают такие наложницы, - с улыбкой заметил Аччаюоли, беря с блюда сладость. - Но вот что смущает мой ум: отчего столь прекрасный цветок решил обратиться сорняком? И отчего фирентийка обратилась вдруг греческой служанкой, столь смело показывающей свою красоту?
- Это от того, что любой козёл может вести стадо баранов, но ни одна коза не может повести за собой стадо волов.
- Это так, - Аччаюоли в некоторой растерянности переглянулся с друзьями, которые тоже ничего не понимали. - Но поясни нам суть твоих речей, а то мы в растерянности. Почему ты опять упоминаешь козла и козу?
- Если мне позволено будет сказать, то тут собрались мужи, полные решимости говорить о некоем событии, и в этой решимости подобны терзаемым жаждой волам, что идут на водопой. Такое стадо и стае волков не остановить. Коза же в чём-то подобна волу: и копытца есть, и рожки, и хвостик, но разве кто сравнит козу с волом?
- Нет, - согласились все. - Продолжай.
- Так и женщина рядом с мужчиной. - с удовольствием продолжила Джанка. - Кто сравнит женщину и мужчину? Это как сравнить козу и вола. Известно ведь, что наш ум не сравнится с мужским в остроте, наши суждения поверхностны, а слова пусты. Кто будет слушать говорящую женщину? Доводы женщин не в логике и не в риторике, и мы, современные Андромахи, находимся в худшем положении, чем наши античные товарки, знающие, как черпать силу в слабости.
Девушка, словно загрустив о былых временах, задумчиво склонила голову на плечо.
- Хм... - протянул её собеседник. - Кажется, я понимаю твою аллегорию. Волы - это мы, маленькая... козочка - это ты, и твоя слабость, по сравнению с нами - это твоя сила.
- Яйцо укрыто скорлупой, но скорлупа ореха гораздо прочнее. Нет ни одного яйца, способного устоять перед орехом. Но стоит ли ореху гордиться? Ведь всегда можно легко найти камень, способный
