Но возвращаться в гостиную отчаянно не хотелось. Пестель опасался, что приступ повторится, знал, что выглядит плохо и вполне даже сходит за больного человека, поэтому, поколебавшись еще мгновение, все-таки вошёл в кабинет. Не тратя времени, обогнул большой стол у окна и приоткрыл податливую раму.
Тихие шаги раздались за его спиной — Пестель знал, что незнакомка обязательно зайдет в кабинет вслед за ним. Все женщины по характеру сердобольны — им только дай жертву, которую можно окутать своей заботой. Пестель с досадой предчувствовал вопросы о его самочувствии, однако тусклой лампе, которую девушка внесла в кабинет, был искренне рад.
Он вдохнул морозный воздух и повернулся к вошедшей.
Незнакомка словно только этого и ждала. Она уже поставила лампу на стол и, опустив руки вниз и переплетя пальцы, смотрела теперь на стоявшего перед ней мужчину. Голова чуть наклонена набок, на лоб упала короткая прядь, взгляд прямой и открытый.
Она заговорила, но с ее губ слетело совсем не то, что Пестель ожидал услышать:
— У меня будет к Вам просьба, — секундная заминка, словно для того, чтобы подобрать правильные слова. — Вы не могли бы просить Кондратия о том, чтобы он не устраивал чтений в это воскресенье? Меня он не послушает.
— Отчего же я должен просить его об этом? — скрывая удивление, осведомился Пестель.
Незнакомка отвела взгляд, но лишь на секунду. Как бы уверенно она ни держалась с ним, Пестель не без удовлетворения заметил, что ей не по себе от того, что приходится вести разговор с незнакомым мужчиной, да к тому же мужчиной в звании.
— Понимаете, он, конечно же, будет читать свои последние стихи…
— Не вижу в поэзии ничего дурного, — довольно резко перебил девушку Пестель. Ему уже порядком надоел едва начавшийся разговор, немного раздражали довольно бесцеремонные манеры девушки, и вообще ему давно пора вернуться в гостиную.
— Поэзия заканчивается там, где начинается политика, — ровным голосом сказала незнакомка. — Кондратий человек осторожный, но даже он может оступиться. Вы же знаете, Павел Иванович, сейчас у государя… повышенный интерес к роду вашей деятельности. Не думаю, что будет разумным проводить такое мероприятие днем, да к тому же в воскресенье.
До Пестеля не сразу дошла суть сказанных девушкой слов. Стоило ей только произнести его имя, как в его памяти возник давно забытый образ — зима 1815 года, дорога, случайная знакомая в маленьком литовском городе. Конечно же, это не она, только взгляд напоминает ту, другую. Взгляд и этот серьезный, деловой тон. Сейчас той, другой, должно быть уже за двадцать пять…
— Вам сколько лет? — зачем-то спросил Пестель, и девушка заметно растерялась:
— Двадцать два.
И — заливаясь предательским румянцем:
— Я прошу прощения за то, что потревожила вас, — глаза опущены в пол, пальцы правой руки нервно сминают рукав платья. — Но от своих слов я не отказываюсь. За последний месяц было четыре ареста. Один из них — в доме напротив.
Теперь настала очередь Пестеля пристальнее вглядеться в лицо девушки. Она не выглядела на свой возраст. Высокая и по-девичьи хрупкая, с волосами, заколотыми так, что ни один локон не спадал на плечи, она была похожа на лицеистку. Но взгляд ее больших глаз тут же заставлял менять мнение. Кто она? Откуда взялась? Она говорила о политике так легко и свободно, словно всю жизнь только и занималась тем, что строила заговоры и плела интриги. Почему она заговорила с ним? Ни одна из женщин, которых ему довелось знать, не говорила с ним так. Это было неправильно, не соответствовало их статусу, в конце концов было просто неприлично. Женщины в дела мужчин лезть не должны. Особенно в такие дела.
Разговор пора было заканчивать.
— Приму к сведению, — Пестель ударил каблуком о каблук и наклонил голову в знак прощания. — А теперь вынужден откланяться.
Он закрыл окно и вышел из комнаты. Одновременно с этим открылась входная дверь, и на пороге появился Сергей Трубецкой — весь в снегу и с покрасневшими от мороза щеками. Он посмотрел сначала на Пестеля, потом — на вышедшую вслед за ним из кабинета девушку. Стряхнул с себя снег и ничего не сказал.
***
Просьбу незнакомки Пестель выполнять не стал. Более того — в воскресенье ровно в два часа дня он уже стоял в гостиной Рылеева, невольно высматривая в толпе серое платье. Но вокруг него кружили одни зеленые мундиры. Не видно было даже Натальи Михайловны, которая обычно суетилась вокруг мужа. Сегодня Рылеев встречал гостей один — задумчивый, молчаливый, растерянный.
Гостиная потихоньку наполнялась людьми. Приглушенные разговоры долетали до Пестеля со всех сторон; квартира поэта гудела, как улей. Рылеев подходил то к одному знакомому, то к другому. Пестель наблюдал за ним издалека, следя за изменениями на его лице. Вот он растерян, вот оживлен, вот снова брови его съехались к переносице и губы сошлись в тонкую линию…
Чтения, как обычно, начались с краткой сводки новостей. Со своей речью выступил как всегда сдержанный Трубецкой, потом добавили несколько слов Якушкин и Матвей Муравьев-Апостол. Их речи встретили восторженно.
— Так не отступим же от правого дела! — выкрикнул кто-то из собравшихся, и эта фраза почти мгновенно потонула в одобряющих рукоплесканиях.
Наконец все стихло, и на середину гостиной вышел Рылеев. Горделивая осанка, пламенный взгляд черных глаз — милый и робкий в быту, Кондратий Федорович преображался мгновенно, когда говорил о России, об их правом деле…
Он начал читать свои стихи, и вокруг воцарилась тишина.
— Не ожидала Вас здесь увидеть, — раздался рядом тихий голос, и Пестель вздрогнул. — Вы решили задержаться в Петербурге?
Она стояла рядом, как ни в чем не бывало глядя на Кондратия. Серое платье незнакомка сменила на темно-зеленое, но такое же простое. Волосы так же собраны заколкой. Пестель развернулся к девушке всем корпусом и наклонил голову в знак приветствия.
— Рад Вас видеть здесь, сударыня! — вежливо ответил он, решив поддержать игру. — Я, так же как и Вы не ожидали увидеть меня, совсем не думал, что снова смогу удостоиться встречи с Вами.
Незнакомка быстро взглянула ему в глаза и опустила голову, скрывая смущение. Она, очевидно, услышала насмешку в его голосе и с опозданием осознала, насколько вызывающим было ее поведение. Но, похожая на неразумного упрямого котенка, она не отступила и осталась стоять рядом как ни в чем не
